Как во сне - Юлия Резник

– Леночка, тебе, как всегда, раф с халвой и столичную булку для Даника?

– Да-да. И просто черный кофе для мужа, мы сегодня всей семьей вышли. Мишка сейчас подойдет, забежал в магазин за сигаретами… Только и разговоров, что бросит.

В этот момент колокольчик на двери звякнул, впуская долговязого рыжего парня. Сколько ему? Дай бог, лет двадцать пять. А уже батя. И неплохой, видно. Вон, как малой к нему стартанул.

От мысли, что, вполне возможно, совсем скоро я тоже смогу вот так сюда зарулить с коляской, ткнуть в витрину пальцем и сказать «выбирай что хочешь», а потом сидеть и с умильной улыбкой наблюдать за тем, как мой ребенок, мои плоть и кровь, уплетает за обе щеки булки, по уши измазавшись в сахарной пудре, меня основательно тряхануло.

– С вас три пятьсот сорок. Наличные? Карта?

Так засмотрелся, что даже пришлось встряхнуться.

– Карта.

Забрал пакет, вызвал через скачанное по совету Ули приложение такси. И уже через полчаса позвонил в ее дверь.

– Привет! – обвел жадным взглядом ее статную фигуру. Поймал себя на том, что никогда еще не видел Ульку настолько домашней. В свободных трикотажных шортах, из которых торчали длиннющие ноги с хорошо проработанными мышцами, и безразмерной футболке в цвет.

– Ого! Вы ничего не перепутали?! Я тут одна живу, – хмыкнула, разглядывая внушительный пакет в моих руках.

– Ну, это пока неизвестно.

Улька широко распахнула глаза. Ее нежные губы дрогнули.

– Что? – напрягся я. Девочка сглотнула…

– Вообще-то уже да.

– Да? – сощурился я.

– Я сделала тест…

– И что? – спросил Эльбрус, напряженно на меня глядя.

– Он отр-р-рицательный.

Ух, как меня перетрясло. Язык натурально заплетался, а слезы жгли глаза и потихоньку по одной хрустальной капле срывались вниз.

– Эй, ты чего?

Отставив пакет на тумбочку, Калоев шагнул ко мне. Обхватил лапищами плечи, притянул поближе.

Чего – вопрос не праздный. А самый логичный ответ здесь, наверное – «Не берите в голову, Эльбрус Таймуразович, это просто от облегчения». Но как раз облегчения и не было. Скорее, я ощущала себя сбитой с толку. Так бывает, когда уже почти свыкся с какой-то не очень тебя радующей мыслью, и даже отыскал в ней какие-то плюсы, чтобы облегчить процесс привыкания, но вдруг оказалось, что никакой необходимости в этом не было.

– Извините. Нервы, наверное. Да вы проходите на кухню, я сейчас… Только умоюсь.

Не желая и дальше действовать на нервы Калоеву своей истерикой, я прошмыгнула в ванную. Открыла воду, зажала в зубах полотенце и горько заплакала, выпуская наружу скопившееся напряжение. Стало действительно чуть полегче. Успокоившись, я плеснула в лицо воды и, чтобы хоть как-то замаскировать, как меня накрыло, налепила патчи под глаза, пригладила волосы. Сдаваться пошла, лишь удостоверившись, что я выгляжу более-менее прилично.

Эльбрус стоял на фоне окна и был настолько погружен в свои мысли, что даже не услышал, как я вошла. Выглядел он неважно: квадратные плечи поникли, на грудь склонилась всегда гордо поднятая голова… Кажется, теперь я знаю, как выглядит одиночество. Одно непонятно – как так вышло, что человек, достигший в жизни стольких вершин, в какой-то момент оказался в полном одиночестве?

– Эльбрус Таймуразович…

– М-м-м? – обернулся, сунув руку в карман. Учитывая размер его ладони, для брюк это стало тем еще испытанием. Ткань натянулась, плотно облепляя бедро и бугор в паху. Я, конечно, отвела взгляд, но поздно. Оно уже торкнуло. Отозвалось внутри какими-то совершенно неправильными эмоциями.

– Чай остынет.

– Да и черт с ним. Ты мне лучше вот что скажи, Уля… У тебя же еще нет задержки?

– Нет, – промямлила я.

– Так, может, рано ты тесты делаешь?

Нашел у кого спросить! Как будто я имела в этом какой-то опыт.

– Посмотрим, – пожала плечами. – Пока три разных теста показали однозначно отрицательный результат. Вы как будто не рады, – добавила с претензией. Калоев промолчал, тяжело опускаясь на предложенный стул. Задумчиво глядя в окно, помешал ложкой сахар. Ложка в его огромных ручищах казалась будто игрушечной, и можно было представить, что мы просто играем с ним в «дочки-матери». Что все не взаправду, да… И проблемы взрослых нам чужды.

– Извини. Я не морожусь. Просто понятия не имею, что сказать. Кажется, тут что ни скажешь, все будет неправдой.

– Почему? – просипела я, невольно говоря тише.

– Потому что я очень хочу ребенка, Уля. Очень. Но ситуация у нас… сама понимаешь. Сложная.

– И нет никаких «нас», – подсказала я. Наши взгляды с Калоевым встретились, и я… Я невольно заерзала. Потому как, вы меня хоть убейте, в его глазах вспыхнуло что-то такое… Запретное, тягучее и горячее, что невольно натолкнуло на мысли, а не поспешила ли я с выводами.

Шквал в глазах Калоева пробирал меня до костей. Отзывался странной вибрацией в копчике. Какой-то совершенно дикой, атавистической потребностью заискивающе помахать туда-сюда несуществующим хвостиком, чтобы понравиться вожаку или выпросить у него ласки.

А-а-а… Ну нет! Мамочки-боже-мой.

– Съешь пирожное, Уля. Что, я зря покупал? – положил конец нашим гляделкам Эльбрус. Откашлялся – видно, ему тоже было не по себе, встал, чтобы за мной поухаживать. И тут я, наконец, вспомнила, что у них заведено совершенно не так, и поспешно вскочила следом.

– Я сама все сделаю. Отдыхайте.

– Давай все же на ты, Уля. И да, я не устал.

– А так и не скажешь, – пробурчала, вставая на цыпочки, чтобы достать с верхней полки, на которой для удобства хранилась посуда, которой я не так часто пользовалась, красивое блюдо под торт. Неосознанно пробежалась пальцами по бедру, почувствовав странное жжение на коже. А потом все же дошло, что ожогами я ощущала его пристальный взгляд.

У-у-у! Уля, ну, елки-палки!

Колени подкосились. Ноги размякли, как две переваренные макаронины. Чтобы не упасть, мне даже пришлось вцепиться в столешницу.

– Тебе нехорошо? – напрягся Эльбрус.

– Все в порядке. А ты? Как прошли праздники? Чем занимался? – затараторила я, открывая коробку со сладостями.

– Нормально. Я все же думаю, что тебе не стоит расслабляться, Уль. Тесты тестами, но мало ли.

– Ты про что? – пробубнила с набитым ртом. – М-м-м, фкуфнота.

– Побереги