Неуловимая подача - Лиз Томфорд

Я поправляю очки, чтобы убедиться, что зрение меня не обманывает. Зеленые глаза встречаются с моими.

– Ты. – В вырвавшемся у меня слове возмущение смешивается с потрясением.

Она вздыхает, ее плечи опускаются.

– Так и знала, что это окажешься ты.

А?

– Эйс, познакомься с моей дочерью, Миллер Монтгомери. Это новая няня Макса.

Я поворачиваю голову в его сторону.

– Ты шутишь.

– Миллер, это Кай Роудс. Этим летом ты будешь присматривать за его сыном.

– Ни в коем случае, – быстро перебиваю я.

Миллер закатывает глаза, протягивая отцу один из двух стаканчиков кофе.

Как так? Ей точно не тринадцать и не четырнадцать лет. Она взрослая женщина, которая пьет пиво и временами не спит ночь напролет. Прыщи давно исчезли, кожа стала загорелой и безупречной, а благодаря брекетам появились идеально ровные зубы.

И все же ей подходит имя «Миллер». Дикая девчонка-сорванец в укороченном комбинезоне и с татуировками.

– Она не будет присматривать за моим ребенком.

Миллер садится рядом со мной и указывает на меня большим пальцем, бросая на своего отца взгляд, который говорит: «Вот же чертов парень».

Монти, предатель, смеется.

– Я вижу, вы двое уже познакомились.

– Да, в лифте в девять утра. Она пила двойную порцию пива.

– Боже милостивый. – Она запрокидывает голову, и этот хриплый голос в смеси с сексуальностью, с которой мой мозг воспринял эту фразу, заставляет мой член меня предать. – Это была «Корона». Ты знаешь, сколько в ней алкоголя? Для некоторых это просто способ восполнить водный баланс.

– Мне все равно. – Я смотрю в лицо ее отцу. – Я не оставлю такого человека присматривать за Максом.

– Успокойся, папочка младенца. – Она делает небрежный глоток кофе – или, вернее, чая-латте, если верить этикетке на ее бумажном стаканчике.

– Не называй меня так.

– Я выпила пиво, чтобы отметить то, что сегодня утром уволилась с работы. Ты ведешь себя так, будто я строю дорожки из кокаина на поручнях в лифте… Хм, теперь, когда я говорю это вслух, я понимаю, что это звучит странно, но честное слово, я никогда так не делала.

Я поворачиваюсь к Монти.

– Это твой ребенок?

– Единственный и неповторимый, – с гордостью говорит он.

Я поворачиваюсь к Миллер.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать пять.

Я и не подозревал, что Монти стал отцом в таком молодом возрасте. Значит, когда она родилась, ему было… двадцать лет? Черт. А я-то думал, что это тяжело в тридцать два года.

– А сколько тебе лет? – спрашивает она.

– Вопросы здесь задаю я. Я пытаюсь понять, стоит ли рисковать безопасностью моего ребенка только ради того, чтобы нанять тебя в угоду твоему отцу.

– А я пытаюсь понять, стоит ли портить себе лето, работая следующие два месяца на такого зануду.

– Я веду себя ответственно. Я не зануда.

– Наверное, ты стал занудой так давно, что уже успел об этом забыть.

– Миллер, – вмешивается Монти. – Ты не помогаешь.

– У тебя есть опыт ухода за детьми?

– Да, за взрослыми детьми.

Я бросаю многозначительный взгляд на Монти.

– Мы даже не знаем, понравится ли она Максу. Тебе ведь известно, как он относится к женщинам.

– Он практически набросился на меня в лифте. Думаю, с этим у нас все в порядке.

– Я почти уверен, что он охотился за твоими банками пива. Очень на то похоже. Ты же не собираешься отказываться от пива, правда?

– Нет.

– Хорошо. – Монти хлопает в ладоши. – Это будет интересно.

– Ты куришь? – Судя по ее голосу, она вполне может курить.

– Нет, но если мой остаток лета пройдет в таком духе, ты меня до этого доведешь.

– Миллер, – прерывает Монти, как строгий отец, унимающий ссору между своими детьми. – Спасибо за кофе. Не оставишь меня с Каем на минуточку?

Миллер вздыхает и быстро завязывает свои длинные каштановые волосы в узел на макушке, давая мне возможность получше рассмотреть рисунки на ее руках и плечах. В основном это замысловатые цветочные узоры. Почти как контуры на странице раскраски.

Максу понравится.

– Хорошо. – Она встает, берет свой чай и поворачивается ко мне. От нее снова исходит сладкий аромат выпечки. – Но, чтобы ты знал, я делаю это в качестве одолжения. Так что постарайся не быть таким придурком, ладно? Увидимся позже, папочка младенца. – Она останавливается у двери, взявшись за ручку, и задумчиво склоняет голову набок. – Или мне лучше сказать, папочка-бейсболист? О да. Так гораздо лучше. Папочка-бейсболист, точно!

И с этими словами она оставляет нас наедине.

Я недоверчиво качаю головой.

– Твоя дочь не в себе.

– Она лучшая, правда?

– Ты же не можешь говорить это серьезно. Она точно не тот человек, который сможет позаботиться о Максе.

Он откидывается на спинку стула, скрестив татуированные руки на животе.

– Я говорю это не из-за предвзятого отношения, но тебе с ней повезло. Может, она и мой необузданный ребенок и не знает, что такое, черт возьми, тормоза, но, когда дело доходит до работы, она самый целеустремленный человек из всех, кого я знаю. Она сделает для твоего мальчика все.

Я запрокидываю голову.

– Да ладно, чувак. Давай отнесемся к этому серьезно.

– Я говорю серьезно. Поверь мне, Кай. Я знаю свою дочь. Если по какой-то причине она когда-нибудь даст тебе веское основание ее уволить, я сам тебе это предложу. Вот насколько я уверен в ситуации.

Храня молчание, я смотрю на него, пытаясь уловить хоть какой-то намек на ложь. Возможно, я не знаю Миллер, может, и не доверяю ей, но Монти я доверю и собственную жизнь, и жизнь моего ребенка. И знаю, что он никогда не подвергнет Макса риску, даже если бы эта ситуация была ему выгодна.

Не могу поверить, что позволил ему себя уговорить, но я перед ним в долгу.

– У нее есть право только на один страйк[11], – говорю я, поднимая палец, чтобы подчеркнуть сказанное.

– Бейсбольные каламбуры, Эйс? Будь выше этого.

– Заткнись.

Он протягивает мне руку для рукопожатия.

– Один страйк, и она уходит!

– Ладно, это уже слишком.

Я вкладываю свою ладонь в его, но прежде чем успеваю отстраниться, он крепче сжимает ее, желая, чтобы я посмотрел ему в глаза.

– Я хочу дать тебе совет, сынок. Зная ее, могу сказать, что этим летом вы с Максом проведете лучшее время в своей жизни, но даже не думай к ней привязываться.

Я в замешательстве приподнимаю брови.

– Ты что, не заметил, в каких мы отношениях? – Я высвобождаю руку и указываю на дверь, через которую вышла Миллер.

– Заметил, и говорю тебе это не как ее отец, а как твой друг. Когда лето закончится, она уедет. Я до смерти люблю свою дочь, но она любит убегать, и последнее, чего она хочет, – это чтобы ее поймали.

Монти, конечно, знает меня достаточно хорошо, но последнее, чего я хочу, – это чтобы она осталась. На самом деле, если бы Макс не взрослел слишком быстро, я бы уже мечтал о том, чтобы лето поскорее закончилось.

– Поверь мне, Монти. Тебе не о чем беспокоиться.

Он неуверенно хмыкает.

Я встаю и придвигаю свой стул к столу.

– Увидимся на поле.

Я уже почти выхожу за дверь, когда он меня останавливает.

– И, Эйс, – окликает он, – держи свой член в штанах. Мы все знаем, какой ты чертовски плодовитый, а я слишком молод и дьявольски привлекателен, чтобы кто-то звал меня дедом.

– Господи Иисусе, – фыркаю я, покидая его номер.

Макс издает невнятный звук, который, как я понимаю, означает «перекусить», и указывает в сторону кухни в моем гостиничном номере.

Я устраиваю его у себя на бедре.

– Хочешь пауч[12]?

Он снова указывает на кухню.

– Можешь сказать «пауч»? – подсказываю я, но он просто продолжает указывать в ту сторону.

Я беру фруктовое пюре с его любимым вкусом, отвинчиваю крышечку и позволяю ему есть самому, пока я ношу его по комнате, прибираясь перед тем, как Миллер придет, чтобы познакомиться с Максом.

– Вкусно, Букаш?

Он складывает свои крошечные губки.

В его словарном запасе по-прежнему всего несколько слов, но я прихожу в восторг, когда слышу их. Еще более удивительно наблюдать, как он ест сам, хотя он делает это