Точно по расписанию (СИ) - Волкова Дарья

Этим он и занимался. Рефлексировал и вспоминал.

***

У них в группе из двадцати пяти человек было всего пять девочек. Точнее, четыре девочки и одна Ксюша. Она бы не потерялась даже на какой-нибудь сугубо девочковой специальности — бухучет, например, или филология какая-нибудь. А уж в группе парней-технарей…

Одна из одногруппниц как-то с прямой откровенностью и смехом сказала, что поступила на эту специальность потому, что здесь даже она со своими кривыми ногами парня найдет.

Так оно в итоге вышло. А вот у Ксюши ноги были идеально ровные и длинные. Да и все остальное…

Тим помнил, как запнулся — натурально, запнулся, когда зашел в аудиторию и увидел Ксюшу. Он таких девушек никогда не видел раньше. Одноклассницы у него были обыкновенными. А Ксюша — необыкновенная. Волосы светлые, длинные, распущенные. Он только от вида этих волос о порог запнулся и чуть не упал под хохот других ребят. А она обернулась, и тут Тимофей пропал окончательно. У нее оказались такие необыкновенные глаза… Нет, не голубые, как ожидалось от ее светлой шевелюры. У нее глаза были какого-то такого цвета, который был между. Между серым, светло-карим и светло-зеленым. Это потом, позже, Тим как-то услышал, как Ксюша рассказывала другим девочкам в группе, что у нее глаза-хамелеоны, и они меняют цвет в зависимости от одежды и освещения.

Это и в самом деле было так. Иногда Тиму казалось, что Ксюшины глаза менялись еще и в зависимости от настроения. Если они ближе к карему — то Ксюша в обычном настроении. Если зеленые — хорошего не жди, девушка сердится. А если серые… О, если у Ксюши глаза серые — значит, ей очень хорошо. Но узнал об этом Тим гораздо позже.

А тогда… Хамелеоны они там или нет — но сразили его Ксюшины глаза наповал. Вместе с густой длинной светлой шевелюрой, ногами, как говорится, от ушей и осанкой, как у королевны. Да и не только Тимофея она сразила. Почти вся группа полегла, кроме нескольких самых толстокожих. Или самых умных, которые сразу поняли всю бесперспективность затеи. Большая часть это тоже поняла, но позже.

Тим оказался самым упрямым. Чего ему только не пришлось перенести. И насмешки в свой адрес — в основном они касались внешности. Теперь, глядя на свои фотографии того периода, Тим понимал, что насмешки были небезосновательны. Единственный и поздний сын — у матери, у отца была еще дочь от первого брака, Тим был этой самой матерью безбожно избалован. Слава богу, не в плане поведения — тут отец стоял на страже воспитания у сына мужского характера. Тим не мог с уверенностью сказать, что у отца это стопроцентно удалось — иначе бы Тимофей не лежал сейчас с бессонницей и стояком, в то время, как жена спит рядом. Но отец старался — этого не отнять. А в плане кулинарии он дал слабину. Батя любил вкусно покушать. А любимого сыночка мама просто откармливала как на убой. Как следствие — лишний вес. А еще в то время Тимофей, как и многие представители его поколения вообще и его круга общения в частности, считал, что длинные волосы — это круто. Пухлые щеки, длинные сальные патлы и прыщи сквозь усы — картина красы неземной, только очков не хватало, но чего не было, того не было — у Тима стопроцентное зрение. В общем, Ксюшу можно было понять. Чего Тимофей не мог понять, так это того, почему она все же передумала. Наверное, он все-таки взял ее измором. Все отступились, а он нет. Провожал до дома — Ксюша была приезжей и снимала квартиру еще с двумя девушками. Покупал мороженое и приглашал в кино или в парк. Таскался за ней, как тень. И однажды она сказала ему: «Ну, подстригись уже, в конце концов! И побрейся».

На следующий день он пришел с аккуратной стрижкой и гладко выбритым лицом. Прыщи, кстати, к тому моменту как-то совсем сошли. Ксюша оглядела его, одобрительно кивнула и сказала: «А теперь худей. И качайся».

Он и это сделал! На то, чтобы привести в порядок фигуру, ушел год. Мать поначалу ахала, что ребенок ничего не ест, но отец поддержал — правда, только словом. На деле же отказаться от жареной картошечки, пирогов и эскалопов батя не смог. Но всячески поддерживал сына. А Тим ел вареные яйца, творог и отварное мясо. Пил кефир с клетчаткой и уничтожал в промышленных масштабах всякую зелень. И впахивал по два часа три раза в неделю в зале.

Он помнил тот день, когда вдруг осознал все полноту произошедших с ним изменений. Когда какая-то девчонка на улице — немного нетрезвая, симпатичная и чуть старше его, крикнула ему: «Эй, красавчик, твоей маме невестка не нужна?». Тимофей сначала даже не поверил, что это ему. Дома долго разглядывал себя в зеркале. Хоть убей, не видел он там, в зеркале, того, кого можно было назвать красавчиком. Так, обыкновенный. Но фигура и правда… Небо и земля с тем, что было. И он спросил у Ксюши на следующий день: «Ну что, я сдал зачет?».

Она посмотрела на него спокойно. Шел уже четвертый курс. Ксюша состригла свои длинные волосы до каре, от чего Тим страдал почти месяц. Но вообще он как-то немного привык уже к ее красоте. И к тому, как сам на нее реагирует.

— Сдал, — невозмутимо кивнула она.

И тут Тим с неизвестно откуда взявшейся наглостью сказал:

— А ты когда мне дашь?

Сказал и похолодел. Внутри кто-то панически орал: «Нет-нет, сделай вид, что ты не расслышала! Я этого не говорил!». А Ксюша тряхнула волосами и огорошила его.

— Дам после свадьбы.

Она дразнила его. После того, как перестала поддевать по поводу лишнего веса, стала троллить его на тему того, какой он завидный жених — ну а как же, столичный мальчик, коренной питерец, лакомый кусочек. Но у Тимофея, наверное, уже выработался какой-то иммунитет к ее шпилькам. А эти ее слова он воспринял иначе.

— Берешь на «слабо»?

— Мы, провинциалки, мечтаем выйти замуж за коренного.

К четвертому курсу Тимофей уже второй год работал на позиции джуниора с перспективой после получения диплома выйти на миддла. И свои деньги у него были. Поэтому на следующий же день Тимофей на большой перемене отвел Ксюшу в сторону и, сцепив зубы, чтобы не так волноваться, молча вытащил из кармана и протянул ей красную коробочку.

— Что это?

— Выходи за меня.

Он до сих пор помнил то выражение искреннего недоумения на ее лице. Как у нее приоткрылись губы и распахнулись широко глаза.

— Тим… я… я же пошутила… — а потом вдруг как-то коротко то ли вздохнула, то ли кашлянула. И внезапно добавила: — Я тебе и так дам.

У него от этих слов закружилась голова. И от того, как она на него смотрела. Ксюша так на него раньше никогда не смотрела. Так, будто он и в самом деле что-то из себя представляет, что значит что-то для нее, а не пустое место.

Они так и застыли молча. Тимофей смотрел на Ксюшу, а она смотрела на красную коробочку в его руке. Пока кто-то из одногруппников не окликнул их. Громко. Тим вздрогнул и обернулся. И не увидел, а почувствовал, как коробочку вытянули из его пальцев.

Он несколько дней просто обморочно переваривал тот факт, что… Тимофей даже не мог сформулировать толком то, что произошло! Ксюша взяла кольцо. Ксюша носит это кольцо! Скромное, тонкое, с маленьким камушком. Но все его попытки поговорить были безуспешными, Ксюша отмахивалась, говорила: «Потом», «Я не готова», «Не торопи меня». Но Тимофей уже не мог ждать. Не в принятом кольце было дело. А, пожалуй, в ее взгляде тогда. Тим вдруг почувствовал какую-то уверенность. Или намек на нее.

— Ксюш, я хочу тебя с родителями познакомить. Тебе на следующей неделе удобно?

Он поймал ее в переходе между корпусами. В огромное окно било апрельское яркое солнце. Ксюша смотрела на него молча, и глаза ее сейчас были яркие. Серо-зеленые.

— Слушай, — она наклонила голову и посмотрела на него искоса. — А у вас же дача есть?

— Есть, — Тим слегка оторопел от такой резкой смены темы разговора.

— А твои родители там часто бывают?

— Ну… Уже тепло. Они теперь каждые выходные там.

— И на ночь там остаются?

— Да. На все выходные остаются.