Сара Ларк - Остров надежды

— В таком состоянии вы ни на что не годитесь, дорогой мой, вы с трудом держите перо, и я не хочу потом разбираться в цифрах, которые вы тут только что складывали.

Саймон сумел оценить эту неожиданную щедрость. Рид мог бы запросто выгнать его с работы и вычесть из его жалованья возможные потери из-за невольных ошибок. Большой разницы между рабством на плантации и работой в Лондоне не существовало, но сейчас он чувствовал, что Нора не хочет больше тянуть время. Она считала согласие отца на ее обручение явно решенным делом.

— На следующей неделе, Саймон. В эту субботу будет большой бал купеческой гильдии, папа будет занят, а мне нужно еще примерить платья и обсудить прически... А потом эти уроки танцев, хотя кому нужны бургундские танцы в колониях?

Нора постоянно делала вид, что ее не интересуют балы и приемы, на которые она сопровождала своего отца, потому что Саймона, конечно, никто никуда не приглашал. Однако в глубине души она радовалась им. Молодая женщина любила красивые платья и с удовольствием разучивала модные танцы. Однако решительно отказывалась от любого флирта и заигрываний молодых мужчин, которые записывались в ее программку участницы бала. Нора Рид сделала свой выбор и с трепетом ждала того дня, когда Саймон Гринборо в первый раз станцует с ней менуэт. И кто знает, может быть, через год они будут танцевать уже под пальмами! В Лондоне рассказывали об ослепительных праздниках в резиденциях хозяев плантаций на островах в Карибском море.

— Однако на следующей неделе ничего не намечается, и у нас будет время, чтобы запланировать обручение. Мой отец определенно устроит нам праздник! А тебе обязательно нужно купить себе новую одежду. Вот увидишь, когда тебя представят нужным людям, то сразу найдется и должность в колониях! О, ты только вообрази себе, Саймон! Каждый день выглядывать из окна и видеть не потоки дождя, а солнечное сияние!

Нора прижалась к любимому. Учащенные удары его сердца она восприняла как признак радости. Не может быть, чтобы его сватовство закончилось неудачей.

Нора наслаждалась балом купеческой гильдии, в то время как, пользуясь свободным временем, Саймон пытался вылечить свой кашель. Он купил цветки ромашки и больше дров, чтобы можно было вскипятить воду и лучше отопить свое помещение, где вовсю гуляли сквозняки. Хозяйка комнатки, зловредная миссис Паддингтон, прокомментировала это со злобной издевкой:

— Да ну, неужели на милорда свалилось богатство? И скоро мне придется снова обращаться к вам так, как подобает вашему дворянскому званию?

Саймон удержался от замечания, что надо бы обращаться к нему как подобает в любом случае, будь он беден или богат. Миссис Пэддингтон, собственно, так и делала. Однако слова «милорд» или «виконт Гринборо» в ее устах звучали скорее как оскорбление, чем как почетный титул. Эта женщина явно получала большое удовольствие оттого, что человек, принадлежавший к дворянскому сословию, вынужден жить в ее затхлой комнате, в грязном квартале, который был дешево и потому уродливо восстановлен после Большого пожара в Лондоне.

Саймон подтащил свою постель поближе к камину и провел воскресенье под своими колючими жалкими одеялами. Впрочем, особого результата ожидать не приходилось: камин давно не топился и еще дольше не чистился. Тяга была плохой, и у Саймона образовался выбор... между холодом и дымом. В конце концов, он принял решение в пользу первого. Дым только ухудшал его кашель, а холод, по крайней мере, был бесплатным.

В качестве дня их официальной помолвки Нора выбрала вторник. По ее замыслу Саймон должен был нанести визит ее отцу сразу же после работы в конторе. Томас Рид в это время обычно бывал уже дома, в тепле и уюте, покинув рабочее место раньше своих писарей, которые зачастую уже при свечах приводили в порядок последние записи.

Саймон оттягивал визит, насколько мог. Рид ни в коем случае не должен был подумать, что Саймон рано уходит из конторы, увиливая в этот день от работы. Но в конце концов из конторы собрался уходить и последний служащий, после того как подмел пол, наточил перья и заполнил чернильницы для следующего рабочего дня. Молодому человеку вменялось в обязанности гасить огонь в камине и тушить свечи, когда последний писарь заканчивал свою работу. Саймон не мог заставить его ждать, изображая занятость.

На его счастье, в этот день дождя не было, так что он мог одолеть дорогу до Мэйфера пешком. В ином случае ему пришлось бы нанять карету, потому что невозможно себе представить появление перед будущим тестем с мокрым, измятым жабо. Сэкономленные деньги молодой человек потратил на букет цветов для Норы, и эта композиция действительно выглядела достойно. Тем не менее, Саймона почти покинуло мужество, когда, преодолев немалое расстояние, он появился перед роскошным домом в недавно отстроенной части города. Рид приказал построить себе богатый особняк несколько лет назад. Фасад здания был разделен пилястрами на три части, треугольный фронтон напоминал римский храм, а за домом находился небольшой парк. Все это выглядело намного пышней, чем поместье Гринборо даже в самые лучшие его дни.

Теперь Саймон остро ощутил, что и в те времена не был бы достойным претендентом на руку дочери хозяина этого дома, но собрал все свое мужество и постучал в дверь. Она открылась почти тотчас же. Изящная молодая девушка в нарядной форме служанки, казалось, ждала его. Она с заговорщицким видом посмотрела на молодого человека, когда он попросил встречи с хозяином дома. Наверное, еще одно «доверенное лицо» среди слуг, посвященное Норой в ее любовную историю.

— Я доложу о вас лакею! — дружески заявила миниатюрная рыжеволосая девушка. — Надеюсь, вы разрешите мне снять с вас пальто...

Немного погодя Саймон очутился в дорого обставленной приемной и стал ждать еще одного слугу, на этот раз рангом повыше. Однако вместо него появилась Нора.

— Саймон! — Она засияла, увидев его. — Ты хорошо выглядишь! Если бы еще вид у тебя не был такой испуганный...

Саймон попытался улыбнуться ей в ответ. Похоже, она говорила всерьез: он слишком хорошо знал, что бледен, а за последние недели исхудал еще сильнее. Но его одежда, тем не менее, выглядела безукоризненно. Он в совершенстве научился ухаживать за кружевами и жабо на двух своих последних рубашках, сам взялся за иголку и нитку, заузив сюртук и брюки, а вчера пожертвовал один пенни на смалец, чтобы довести до блеска поношенные туфли с пряжками. Темные волосы он по обыкновению напудрил, но в этот раз не пожалел талька. При желании можно было принять его прическу за один из модных париков.