Кровавая заутреня - Нина Алексеевна Левина

Основой для написания романа послужило событие, вошедшее в историю как Варшавская заутреня 1794 года, и последовавший за этим штурм Праги, предместья Варшавы, войсками Суворова. Все главные персонажи романа выдуманы, а реальные исторические личности либо находятся на второстепенных ролях, либо просто упоминаются в контексте сюжета.

О Варшавской заутрене вам не рассказывали на уроках истории в советской школе, и сейчас об этом событии почти не вспоминают. Я сама узнала о нём случайно, работая над повествованием о генерале Дмитрии Неверовском. В его биографии мельком упоминается штурм Праги, которым я заинтересовалась. Начала изучать, потянула клубочек событий за ниточку, и передо мной развернулась целая картина жестокой резни в конце восемнадцатого века.

Даты в романе указаны по старому стилю.

Варшава, 1794 год

Март наступал на пятки уходящему февралю, солнце с каждым днём поднималось всё выше и выше, но зима не собиралась сдавать свои позиции. Под серыми тяжёлыми тучами она прятала дневное светило, рассыпала щедрыми горстями колючую снежную крошку, по ночам выла от отчаяния в печных трубах. Только стоящей у порога весне всё было нипочём. Её лёгкая поступь слышалась в дневной капели с крыш, когда солнцу удавалось раздвинуть тучи и засиять в ярко-голубом небе, в нетерпеливом щебете птиц и радостном фырканье лошадей. Казалось, даже величественная Висла сговорилась с весной. Река проснулась от зимней спячки, лениво потянулась и пошла тёмными полыньями и трещинами по сковавшему её льду. И люди, продолжая кутаться в тёплые накидки и жупаны, поглядывали веселей друг на друга. Всё вокруг оживилось в преддверии скорого наступления тепла. Только ночь оставалась надёжной союзницей зимы и позволяла ей схватывать ледяной коркой рыхлый, подтаявший за день снег и превращать в каток лужицы после капели. Потому спешащие утром по делам горожане то и дело оскальзывались, кляня ночные заморозки, а заодно и городской магистрат.

Восемнадцатилетняя Кати Кайсарова тоже чувствовала приближение весны и радовалась каждому лучику, каждой птичьей трели. Да она сама была словно весна! Круглое румяное личико с тёмными, цвета перезревшей вишни глазами под длинными ресницами и удивлённо приподнятыми чёрными бровями не портил даже серый утеплённый чепец. Оно сияло молодостью и свежестью, пухлые розовые губки улыбались, открывая ровные жемчужные зубы. Из-под чепца выбивались несколько шелковистых каштановых прядок, придавая особую живость лицу Кати. Она вполуха слушала привычное сетование матери, Ульяны Назаровны, и с интересом поглядывала по сторонам, ловя на себе восхищённые взгляды проезжавших мимо польских драгунов и русских бравых кавалеристов.

Последний день февраля выдался замечательным, солнечным, поэтому Ульяна Назаровна впервые решилась на столь долгую прогулку с дочерью. Выйдя из Праги, Варшавского предместья, где подполковник Кайсаров снимал этаж с мансардой для своего семейства, они перешли по мосту через Вислу и отправились бродить по Старому и Новому городу. Подивились крепостным стенам Барбакана, прошлись по Замковой площади мимо Королевского замка, взглянули на костёлы, коих в центре Варшавы было несколько, и медленно пошли по улочкам. Ульяна Назаровна и Кати ещё и не видели толком Варшаву. Как прибыли в декабре на новое место службы главы семейства, так дальше Праги и не бывали, занимаясь в основном рукоделием и благоустройством своего временного жилища. По воскресеньям ходили в маленькую церквушку, в которой служба проходила по греческим обрядам, а по средам и субботам — на местный рынок.

— Нет, душенька, что не говори, а на лето надо будет вернуться к себе в Тополиное, — тяжело дыша, проговорила Ульяна Назаровна. Она в основном смотрела не по сторонам, а под ноги, боясь оступиться в смеси крошева из льда и рыхлого снега. — Не нравится мне здесь — серо, мрачно. Церкви эти местные, костёлы, значит, к небу острыми шпилями рвутся. Тёмные какие-то. Страх, а не благолепие от них. А у нас маковки круглые, как шапочки на куличах пасхальных. Глядишь — и душа сама петь начинает. И солнце тут редко бывает. У нас, чай, в Полтавской губернии, уже теплынь вовсю.

— Матушка, да откуда же у нас теплынь в конце февраля? — возразила Кати. — Тоже в снегах всё и во льду. Разве что чуть-чуть теплее.

— Не спорь с матерью, лучше дай-ка я тебя под руку возьму. Ох ты ж, Господи! — Ульяна Назаровна поскользнулась, но Кати быстро пришла матери на помощь, схватив её под локоть. — Фух, умаялась совсем. Тяжело идти, на обратный путь надо бы извозчика нанять.

— Незачем, матушка. И так всю зиму сиднем просидели, прогуляемся лучше пешком. Тем более, что моцион вам полезен, — Кати улыбнулась.

— Вот непоседливая егоза, — мать с нежностью взглянула на дочь. — Понимаю, чего тебе гулять охота. Думаешь, не вижу, как на тебя кавалеры поглядывают? И в кого ты такой красавицей уродилась?

— В вас, конечно! Вы у меня краше любой местной знатной дамы выглядите!

— Эк ты загнула, душенька! Приятно, конечно, но только в тебе больше от батюшки твоего, Панкрата Васильевича. Ты не смотри, что сейчас он лысоват, да седину в усах отрастил. А двадцать лет назад он знаешь, какой красавец был! Черноокий молодой поручик, разбивший все сердца в нашем уезде. — Ульяна Назаровна мечтательно подняла глаза к небу. — Всем разбил, а достался мне одной.

— То-то я смотрю, что вы следом за батюшкой везде ездите! — смеясь, ответила Кати. — Переживаете, как бы снова кому сердце не разбил.

— Эх, Катерина Панкратовна, ничего-то вы в жизни ещё не понимаете. Мы ж с Панкратушкой уже давно как иголочка с ниточкой. Куда он — туда и я. Знаешь, как важно человеку, состоящему на службе у государыни, быть в уверенности, что везде его ждёт домашнее тепло и любовь близких. Тогда и служба не в тягость, — мать вздохнула и с хитринкой взглянула на притихшую дочь. — Но вообще-то, да. За мужьями глаз да глаз нужен, чтобы шею ненароком не свернули на красоток глядючи. Вот замуж скоро выйдешь — сама и поймёшь всё.

— С чего бы это мне замуж скоро выходить, — фыркнула девушка. — У меня и женихов-то нет.

— Будут, душенька, будут. Я ж про отъезд на лето в Тополиное не зря разговор завела. Мы с батюшкой твоим уж про