Сергей Кравченко - Кривая Империя Книга 1-4
Нормально поделили и часть игрового пространства — Польшу, Прибалтику, юго-восток Европы. Но тут сбились с темпа. Никто никому не верил, каждый тянул на себя, подозрения перешли в заточку ножей, а там и драка завязалась между братьями гораздо более жестокая, чем между чужими людьми…
Давайте пофантазируем. Как мог бы выглядеть (а может и выглядел?) тайный сговор Сталина и Гитлера, двух крайних нападающих нашей сборной.
Нужно было им встретиться лично. В каком-нибудь курортном вольфшанце. Четко, цинично, конкретно сказать друг другу правду, что других союзников у нас с тобой Адольф быть не может. Что нужно нам Йозеф не есть, не спать, не голосовать и не маршировать, пока мы не сформируем такой союз, такой план, что ничего ихние черчили и чарльтоны нашим беккенбауэрам и мото-стрельцовым сделать не успеют. Атомная бомба у нас почти в кармане. Химическое оружие наготовлено на двойной мировой кайф, смертников — полки и армии.
Тут пора прерваться на обед с грузинским вином и баварскими колбасками. По пьянке каемся друг другу в прошлых грехах. Выкидываем Невского из святых, учреждаем несколько межправительственных наград: ордена «Тевтонский», «Ливонский», «Грузинский» трех степеней — одна, две и три звездочки.
Теперь наливаем дальше. Опыт наших прошлых Империй подсказывает гениальную мысль: Партия должна быть единой!
Название синтезируем: Интернационал-Социалистическая Рабочая Партия (чего? — Европы, Мира, Союза России, Германии и Белоруссии — пока не уточняем).
Срочно сажаем Рема, Бормана и недорезанных радеков из Интернационала… — да не в тюрьму, товарищ Сталин, не в тюрьму! — за послеобеденный стол переговоров! Пусть эти помилованные сливают недопитое и верстают протокол взаимного слияния партъячеек. Есть же у нас города-побратимы? Ростов, например, на Дону и Дюссельдорф. Вот пусть единый обком и создают.
Потом тонко, коварно, напряженно, поминутно консультируясь по прямому проводу, доверяя друг другу, но и проверяя этих друзей подколодных, составляем тайный-распротайный план первого упреждающего удара. Грузим гексоген бочками. Пункт назначения — Нью-Йоркский порт, Саутгемптон, Гавр-Дувр-Лувр. Дирижабли заполняем фосгеном и горчичным газом, пускаем по ветру. СС и ЧОН дают нам поголовье в несколько тысяч жертв мировой революции. Этих белокурых красавцев инфицируем сибирской язвой, чумой, холерой, венерианской заразой всякой и отправляем в свободный полет по ресторанным кухням, борделям и великосветским раутам обратной стороны.
Японских союзников только консультируем слегка. Их Перл-Харбор нам подходит. Китайцев строим в колонны под командой ротных берсальеров и общим руководством Франко: «По маршруту Марко Поло и Александра Великого ша-агом марш!», — только в обратную сторону…
А как делить лидерство-императорство? Ну, тут думать надо. Вопрос это архитрудный, но решаемый. Были же у нас в Византии парные императоры — Роман и Константин, например…
Можно еще много хорошего замыслить — с новенькой атомной игрушкой, например. Надо только следить, чтобы Вазисузбани не кончалось, да пронырливые арийцы галилейские не превратили вино обратно в воду…
Красивый мог бы выйти союз уродов. Но не вышел! Не получилось глубокого брудершафта. А получилась собачья свалка, не поймешь кого с кем, в которой ни у одной из сторон не было никаких перспектив. Произошло только взаимное уничтожение идейных числителей и философских знаменателей.
В итоге победила третья сторона — торгово-промышленные наблюдатели, неосмотрительно оставленные нами вне игры.
Но вернемся от высокой и грустной имперской поэзии к материалистической правде бытия.
После раздела Восточной Европы немецкий партнер устремился на запад и успешно сделал свое добермановское дело под столбик Эйфелевой башни. Это вам известно? Хорошо.
Мы по-идиотски в третий раз поперлись зимой в Финляндию. Это вы тоже помните?. Порядок. Дальше.
Тут нервы с обеих сторон не выдержали.
Брат Адольф просчитал-таки, что на бросок через Ла-Манш и Атлантику ему ресурсов не хватает. И вместо, чем попросить по-человечески, решил взять без спросу, где плохо лежит. Плохо ресурсы и по сей день лежат известно где.
Брат Йозеф тоже просчитал, что брат Адольф сгорит на днях или раньше. И шкуру его социалистическую поделят сырники и сметанники. А шкура эта нам очень бы пригодилась. Нам ее цари наши — Чингисхан и Батый, — не дойдя до Эльбы, завещали.
В братских генштабах возникло встречное движение картежных мастей — красных и черных стрел. И хотя бы Максим Максимович Исаев, Рихард Зорге, германские шпионы среди поволжских немцев и московских сидельцев не настучали куда следует об этих планах своей онанимной морзянкой, так может ничего бы и не случилось. Но настучали. Пошла игра на опережение: тевтонские свиньи (не обижайтесь, deutschen Genossen, свиньи — в смысле армейского построения) нацелили пятачки в привычном новгородском направлении; наши спартаковцы и армейцы тоже приготовились выполнить отработанное забегание до Берлина, а там поглядим.
Далее все происходило, как по-писанному. А также — по-зазубренному, по-кинопрокатному, по-газетно-репродукторному.
Коварный враг ровно в четыре часа утра воскресенья, когда все наши дрыхли после субботнего приема на грудь, разбомбил к чертовой бабушке все, о чем знал или подозревал. И подумал сгоряча, что аллес капут. Что никто не встанет на защиту неласковой нашей Родины-матери.
А хрена не хотел?
Только завопило в репродукторах: «Вставай, страна огромная!», как она и встала. Не догадывался враг, что у нас встает даже существительное женского рода, не говоря уж о среднем и мужском. Так что, совершенно неожиданно для теплолюбивых наследников Готфрида Бульонского и Ульриха фон Юнгингена у нас и встал, и встала, и встало. А где не встало, там подняли и поставили — в строй, к станку, к стенке. Получилось поголовно. Но как-то двояко…
Время это — военно-отечественное, как на грех случилось незадолго до рождения автора этих строк. И стал он, родившись, смотреть в телевизор, на киношную простынку, в книжку. А еще стал распрашивать всех своих родных (кто жив остался), а за что у тебя, дедушка эта звездочка да вот эта медалька с танком? «За отвагу», внучек. А много ты, дедушка, немцев убил? Молчание. А немцы плохие? Молчание. А ты на войну добровольцем пошел? Молчание. А ты никого-никого не боялся? Боялся. А кого? — немцев? Всех…
Двоякость поразила автора примерно такой тихой сапой.
Вот, смотришь ты телевизор, кино в родном клубе, читаешь рассказы и романы про войну, слушаешь на классном собрании лично тобой обнаруженных ветеранов, — и выходит, что проснувшись на рассвете 22 июня 1941 года, все просто галопом бежали в сельсоветы и военкоматы, чтобы занять очередь на войну. Кто опоздал, те пролезли на фронт без билета.
Тогда ты откладываешь книжки и дергаешь ветерана за пиджак: «Скажи — ка дядя…».
Дядя по инерции выпаливает: «Нас подняли по тревоге в три утра, и мы ринулись форсировать ледяную Свирь с именем Сталина!»…
Ты смотришь на дядю жалобно…
Он успокаивается и признается, что очень страшно было.
Потом ты подрастаешь и наливаешь дяде двойную наркомовскую дозу студенческого самогона «Чистая слеза».
Вот слеза и течет. И кается дядя, что было ему не просто страшно, а жутко до онемения. И не пошел бы он ни на какую войну, да война казалась милее тыловых начальников. Так что, раскидывай сам, пока голова цела, где сподручнее подыхать…
Но были среди моих собеседников и шкурные карьеристы — эти напористо маршировали по чужой крови — подсобрать орденов. Их не брали ни самогон, ни баня. Но мысль штабная отчетливо светилась в белесых от пара и водки глазах.
Были и дурачки безголовые, смертельно одураченные (зомбированные по-нашему) пацаны. Их 1925-й год рождения после войны стал музейной и даже кладбищенской редкостью.
А таких, кто с точным пониманием, целей, средств, интересов и последствий, с осмысленной ненавистью к врагу пошел бы и победил, увы, не встретилось автору. Небось погибли все, или не родились вовсе.
Однако, Война началась, продолжилась не так уж долго — не Столетняя она была, не Семилетняя, — и закончилась большой, несметной, немерянной кровью и великой Победой. Откуда ж эта Победа взялась? А оттуда, что создал наш Император страшный запас прочности в непобедимом своем народе, сковал его одной цепью, связал одной условно-досрочной целью, бросил в огонь и на лед. СМЕРШ и заградотряды, контрразведка и особые отделы, самоубийственная партизанщина, беспросветные трибуналы для рядовых и генералов, казни перед строем и в темноте подвалов, — все эти моральные и материальные стимулы, гениально объединенные нашим Вождем, так удачно легли на наш природный азарт, так ловко подогрели наше врожденное бездумное самопожертвование, что на Победу мы были просто обречены!