Странник по духовным мирам - Гвидо Франчецце

или стащить себя к их уровню». Мы вошли в дом и направились к широкой лестнице из сероватого камня, который, как и все вещи здесь, нёс отпечаток позора и преступления. Широкие ступени были сломаны и полны дефектов, некоторые из них с достаточно большими отверстиями тут и там, что в них мог свалиться человек, в эти черные глубины внизу, подобные темнице. Когда мы поднимались, я ощутил, как один из моих провожатых хотел сделать мне коварный толчок, когда мы как раз проходили возле одного из этих отверстий, и если бы я не был подготовлен к такой уловке, то я споткнулся бы и, возможно, полетел бы вниз. Поскольку я легко увернулся в сторону, то мой слишком назойливый сопровождающий чуть было сам не влетел в это отверстие, после чего остальные все смеялись, а он, хмурясь, сердито смотрел на меня. Я опознал в нём мужчину, рука которого была опалена в пылающем серебряном кольце, возведённом вокруг моей любимой, в том случае, когда её любовь позвала меня к ней и спасла меня от искушения этих темных дьяволов. Этот дух держал свою руку, тщательно скрывая, под своим чёрным плащом, все же я смог увидеть и через него, я созерцал ссохшеюся руку и кисть, и теперь я знал, что, действительно, должен был остерегаться её владельца.

Наверху лестницы мы прошли в большую великолепную комнату, освещённую ослепительным блеском огня, и завешанную темными драпировками, которые были похожи на лохмотья и клочья, и все были забрызганы с темно-красными пятнами влажной крови, как если бы это была сцена не одного, а многие убийств. Повсюду по комнате были помещены, похожие на приведения, образцы древней мебели — неровной, грязной, и повреждённой, но всё же сохраняющих в них подобие земных апартаментов с большой претензией к блеску. Эта комната была заполнена духами мужчин и женщин. Что за мужчины! И, увы, что за женщины! Они потеряли всё, чем когда-то были наделены, и своё обаяние и честь своего пола. Они были безобразнее, чем самые сомнительные экземпляры тех, кого можно найти в земном кабаке ночью. Только в Аду могли женщины опуститься до такой страшной степени запущенности. Мужчины были возможно ещё хуже, чем женщины, и мне не хватает слов, чтобы их описать как следует. Они ели, пили, кричали, танцевали, играли в карты и ссорились из-за них — короче говоря, делали это с таким видом, что даже самые худшие и самые низшие сцены земных развлечений, могут дать только очень слабое понятие.

Я мог видеть слабое отражение земных жизней каждого, и знал, что каждый и все они, мужчины и женщины одинаково были виновны, не только своими бесстыдными жизнями, но также и убийствами по одному или другому поводу. С левой стороны от меня была герцогиня из XVI века, и я созерцал, что она во время своей жизни отравила не менее шести человек из ревности и алчности. Рядом с ней находился человек, который принадлежал той же самой эпохе, и который с помощью наёмных убийц лишил жизни несколько лиц, неприятных ему, и кроме того, самым предательским способе, во время ссоры убил собственной рукой ещё другого.

Другая женщина убила своего незаконнорожденного ребенка, так как он мешал ей в достижении богатства и положения. Она ещё не очень долго находилась в этих местах и чувствовала больше раскаяния и угрызений совести, чем остальные, поэтому, я решил, если будет возможно, подобраться ближе к ней и поговорить.

Мой приход приветствовали громким смехом и диким одобрением, в то время как полдюжины жаждущих рук захватили меня и тянули к столу, после чего были крики: «Давайте выпьем за проклятие нашего нового брата! Давайте окрестим его глотком этого прекрасного охлаждённого вина?» И прежде, чем я понял их намерения, они все подняли свои бокалы в воздух с воплями, криками и ужасным смехом, пока один, схватил полный бокал огненной жидкости, попытался метнуть её в меня. У меня хватило присутствия духа, чтобы слегка отклониться в сторону, так, чтобы жидкость была почти вся пролита на пол, и только небольшое количество попало на мою одежду, которую это опалило и сожгло, как серная кислота, в то время как само вино превратилось в синеватое пламя — такое как, каждый видит у подожжённого виски — и наконец, исчезло со вспышкой, как черный порох. Затем они поместили передо мною поднос, полный различных блюд, которые на первый взгляд напоминали земные деликатесы, но при более близкой проверке я увидел, что они были полны ужасными и отвратительными личинками насекомых. Когда я отвернулся с отвращением от них, одна женщина — ведьма (поскольку она была настолько старой, уродливой и ужасной на вид, нежели вы можете себе представить), чьи затуманенные глаза и дьявольское выражение заставили меня отскочить от неё, схватила меня за шею и попыталась, со многими гримасами, которые она представляла за кокетливые улыбки (она была, о вы представить себе не можете, большой красавицей на Земле), побудить меня присоединиться к ней и её компании в небольшой игре в карты. Она сказала: «Ставки, на которые мы будем играть, заключаются в потере свободы проигравшего. Мы придумали этот приятный способ нашего времяпрепровождения здесь, так как это возрождает у нас воспоминания о развлечениях в прошлом; и потому что здесь нет никаких денег, которые может выиграть, или использовать, если ты победил, так как все достижения тут же превращались в грязь в наших руках. Поэтому, мы приняли этот способ оплаты наших долгов, и мы соглашаемся быть рабом любого, кто одерживает верх над нами в наших азартных играх и развлечениях, пока мы не сможем взять реванш над ним, побеждая и делая его в свою очередь нашим рабом. Насколько прелестным кажется это развлечение, ты сам можешь в этом убедиться, вступая в нашу небольшую компанию. Эти все остальные здесь», — она это сказала со странной смесью надменного высокомерия и враждебности в её голосе, «являются всего лишь сбродом, отбросами улицы, и ты хорошо поступишь, если отвернёшься от них и их развлечений. Я же — королевская герцогиня, а эти мои друзья — все также благородного происхождения — и мы приняли бы тебя с удовольствием в наш круг, так как я ощущаю, что ты тоже принадлежишь к элите».

С видом царицы она сделала знак мне, чтобы я уселся возле неё, и если бы она была менее безобразной хоть на несколько степеней, я, возможно, искусился сделать это, даже только из своего любопытства, чтобы увидеть, на что будет