Виктор Точинов - Логово

— Ну, в смысле, чернобылец… Что, и про это не помнишь? Едренть, крепко тебя жизнь приложила… Но ту историю я те пересказывать не буду. Может, и никакой ты не чернобылец, а где-то еще под облучение угодил… Был у нас тоже один такой, в пароходстве, с Северного флота демобилизованный — после нештатной ситуации на подлодке, на атомной. Чисто как поросенок опаленный; ни волосинки. Точь-в-точь, как у тебя…

— Его тоже в лесу нашли? Голого, под деревом?

— А ты, едренть, дослушай сначала, а потом юмор шути тут. Я как мыслю: что не захотелось тебе в городе-то жить на пенсию ликвидаторскую или военную, решил к природе поближе податься. На том берегу, откуда ты нырнул к нам-то — заповедник, Нижне-Свирский. Сдается мне, там ты и работал— егерем, или охотничьим инспектором, я в этом разбираюсь не сильно… Но что сейчас не сезон — знаю точно. Зворыкин, правда, по уткам все равно палит — но с оглядкой. Ну а в заповеднике, так там круглый год охота закрыта. Так вот. Думаю, прихватил ты там браконьеров. Они нынче-то отмороженные, в лес на джипярах гоняют, на вертолетах летают, с многозарядками импортными, чуть не с пулеметами, что им правила да сроки… Ну и шарнули тебе по затылку, бросили под кустом — думали, не оклемаешься. А у тебя, едренть, черепушка слишком толстая оказалась. Но память напрочь отшибло. При таком раскладе, ежели прикинуть, где ты к реке вышел, то обход твой был где-то в районе Калачинского урочища… Ничего похожего не вспоминается?

Человек покачал головой. Капитан настаивал:

— Ты сам рассуди: по лесу топал почти целый день — и не заплутал, в болото не влетел — ровнехонько к реке вышел, к людям. Да какой-нибудь городской до сих пор там, на поляне той, под кустом. сидел бы. Глотку бы сорвал, «Ау!» кричавши— и все.

Гость задумался. Действительно, по лесу он шел на редкость уверенно, не сомневаясь, — и уверенность эта казалась тогда сама собой разумеющейся…

Затем ему вспомнился момент в лесной одиссее, который мог поколебать логику Прохора Савельевича.

— Птицы у меня из-под ног взлетели, — сказал человек. — Вроде рябчики… А может и нет. Егерь сразу бы их узнал, не раздумывая.

Капитан разлил еще по одной.

Выпили, закусили и только после этого Дергачев возразил:

— Ерунда. Против солнца взлетели, да упорхнули тут же… Да будь ты городским, ты и слово бы «рябчик» не вспомнил. Им что рябчик, что глухарь, все едино. Кстати, кое-что и проверить можно… Подожди, я сейчас…

Он вышел из каюты, быстро вернулся с ружьем — с тем самым, которым моторист Зворыкин пытался пресечь попытку безбилетного проезда. Протянул гостю.

— Держи. Попробуй разобрать. Только быстро, не задумываясь…

Человек повертел одностволку в руках, переломил, заглянул в патронник — пусто. Подцепил пальцем стальную пластинку, потянул — цевье с щелчком отсоединилось. За ним последовал ствол. Последним на койку лег приклад с ложей.

— Все. Дальше без инструментов никак.

— Ну вот видишь. Вполне знакомое дело.

— Может, я просто охотник-любитель?

— Говорю тебе — не сезон. И вообще — заповедник.

— Ну, тогда браконьер…

— А кто тебе, едренть, по затылку-то вмазал? Медведь лапой? Потом раздел и ружье забрал, да? Инспекторам да егерям незачем такие шутки шутить — им штраф побольше слупить интересно. А в чужие какие разборки мне не верится. Не повезли бы тебя в такую даль, точно тебе говорю. Вот кабы там какое шоссе проходило… Егерь ты, ясный день. Ну а чтобы не кликать «эй, ты!» — предлагаю временно назвать тебя Иваном.

На протяжении этой тирады капитана его собеседник сидел, опустив веки. И, казалось, глубоко размышлял. На деле же он просто смотрел на Дергачева. Смотрел с закрытыми глазами.

Прохор Савельевич при таком способе наблюдения (и при солнечном свете, продавливающемся сквозь веки) выглядел совокупностью ярких пятен, сливающихся в разноцветную фигуру, отдаленно напоминающую контур человека. Одно из этих пятен казалось неприятным чисто физически — пульсирующее, ядовито-оранжевого цвета… Что это было? Какой-то больной орган? Что-то другое? Может, раньше, в позабытой жизни, он был экстрасенсом? Народным целителем? Память — ее осколки, ошметки, клочья — подсказывала, что так быть не должно. Не положено видеть людей с закрытыми глазами. С ним, по крайней мере, не бывало. Фантом, галлюцинация?

— Э-э-э, да тебя никак в горизонт повело, — заметил капитан состояние собеседника. — Намаялся, едренть… Ты хоть слышишь, о чем я те тут толкую-то?

Человек открыл глаза.

— Я — егерь, — сказал он без всякого выражения. — Егерь Иван…

Хотя весьма в этом сомневался.

На закате Руслан вышел за периметр, на берег. Солнце тонуло в озере — протяженном, довольно узком, километра два в ширину, западным берегом уходящим к горизонту. Таких водоемов с кристально-прозрачной водой много тут, в северо-западной, европейской, тайге, что привольно раскинулась на границе Карелии и Ленинградской области (хотя сибиряки, понятно, слово «тайга» к тому, что растет западнее Урала, считают категорически неприменимым). И вправду — не Сибирь с ее полным на сотни верст безлюдьем — куда гуще население и тайга посильнее прорежена леспромхозами.

Хотя именно тут, у Логова, на многие километры окрест жилья не было. Под Питером такого не увидишь: большое озеро, живописное, — и ни одной лодки на воде, ни одной машины на берегах, ни одного купающегося-загорающего, вообще ни малейшего намека на пляж.

Курорт — шишкинские сосны-великаны, свежайший воздух… Северная Швейцария. Но у Руслана настроение было не курортное.

Второй день поисков результатов не принес — прошедший ночью дождь помешал работать срочно переброшенным сюда овчаркам (ягд-терьеры были натасканы брать единственный в своем роде след, прочие посторонние запахи игнорируя). Искали вслепую: три вертолета барражировали над лесом, внимательно исследуя поляны, прогалины, долины лесных речушек — и десантируя небольшие мобильные группы в казавшиеся подозрительными места… Впустую.

К вечеру, как всегда и бывает в таких случаях, вопрос «что делать?» сменился на «кто виноват?». Мастер вину за собой и своими людьми признавать отказался категорически — во всем, дескать, виноваты яйцеголовые спецы Лаборатории, пустившие на испытания ненадежный и слабо закрепленный на башке зверя прибор…

…На воде расходились круги, раздавались чмокающие звуки, панически выбрасывалась из воды мелкая рыбешка — стая крупных окуней вышла на охоту. Руслан пожалел, что не прихватил спиннинг, рыбалка на озере была бесподобная.