Людмила Бояджиева - Возвращение Мастера и Маргариты
Ласкер возликовал – генератор понадобился! И не каким–то воякам или бандитам, а группе просвещенных интеллигентов, намеренных использовать внушением в целях духовного просветления общества – то есть, именно так, как мечтали некогда корпевшие над чертежами друзья. От Ласкера требовали лишь ускоренный темп и строжайшую секретность работы.
Лион мгновенно подобрал команду и в прекрасных условиях предоставленной патронами лаборатории осуществил сборку опытного образца. Провел эксперименты на добровольцах из сотрудников и обнадеженный результатами, сделал конкретные расчеты на будущее. С этими планами он выступил в сентябре перед заинтересованными лицами на даче шефа и поручился в том, что в середине августа сможет установить первый передатчик и произвести пробный сеанс.
Тут и началась чертовщина. Скорее всего, дало о себе знать сильное умственное переутомление. Ласкер не мог уснуть в своей удобной однокомнатной квартире, предоставленной ему работодателями рядом с лабораторией. Не спал, хоть тресни, а все время думал – герой он или выродок, спаситель человечества или губитель. Над кудрявой головой Лиона вороньем кружили черные сомнения.
Однажды, отчаявшись уснуть, Лион проглотил кучу таблеток. Не уснул. Оделся, поехал на вокзал с целью сбежать на край света, то есть – в деревню Козлищи, выскочить из порочного круга, спрятаться. Сел в какую–то пустую электричку и тут понял, что его преследует настоящий черт! Хотел сбежать, выскочил на неизвестной станции, а черт за ним! Угрожал, нервно стуча копытами, требовал от Ласкера немедленно вернуться в лабораторию и продолжить сатанинское дело. При том глаза его светились красным и глядели со всех сторон, как огни на железнодорожных путях. А бежать–то уже было некуда, разве что перемахнуть через парапет моста прямо на крышу идущего товарняка. Что Ласкер и осуществил с ощущением хитрого хода.
Придя в себя после операции в областной больнице, Лион заметил субъекта с рогами, прячущегося за спиной санитарки. И под покровом ночи покинул не надежное убежище. Оказался в захолустном, убогом монастыре, где пытался исповедаться батюшке и получить совет. Прятался там с месяц, пока не столкнулся возле церкви нос к носу с рогатым преследователем. Тот хохотал, разевая зубастую пасть и говорил, что отпускает Лиона, поскольку в его руководстве коллектив лаборатории больше не нуждается. Работа в стадии завершения, а сам Лион теперь умственно поврежденный. Оставил его преследователь! Сел в блестящую иномарку, хлопнул дверцей и умчал.
Лион ушел из монастыря без определенных планов на дальнейшее существование. Бомжи приняли его за своего, тем более, что изъяснялся травмированный странно, то с приволжским оканьем, то с заиканием, то с евангельскими цитатами. И придумали ему прозвище – Хуй ли он? Потому что не рассказывал ничего про себя рыжий человечек.
– Вот и не знаю я, Макс, что здесь быль, а что привиделось. Но больше всего поразило меня вот что… – Лион заглянул в глаза друга. – Главным моим нанимателем, то есть зачинщиком всего этого дела является господин по фамилии Пальцев!
– Ничего себе, поворот! – Максим вскочил, склонился над Ласиком, что бы лучше видеть хмурое обезьянье лицо: – И ты мне сообщаешь об этом только сейчас?
– Когда слушал твою историю с марафоном, вспоминал свой доклад на пальцевской даче, свои криминальные взаимоотношения с чертякой и все никак не мог вникнуть – где правда–то? Может диагноз у меня уже определился шизуха. А может, попутал нас всех хитрый бес и неспроста им вся каша заварена? А если бес от главного дела подло уводит? Отманивает от великой цели? – Лион хитро прищурился. – Не думал об этом? А я сильно думал. Потому к покровителям своим и вернулся.
– Влип ты здорово… Уму непостижимо – вернулся, когда уже знал мой прискорбный опыт общения с этим типом!
– Оттого и вернулся. Во–первых, никто не знает, сколь велика причастность Альберта Владленовича к грабежу. А если его и в самом деле подставили? Ты ж и сам не знаешь.
– У меня нет фактов против Пальцева. Только интуиция и принятое давно решение не работать над генератором, – Максим тихо раскачивался, обхватив голову руками. – Нельзя, нельзя, Ласик! – Он встрепенулся, ухватил простыню и притянул друга к себе, глядя в глаза. – Слушай, старик, ситуация однозначная – надо ликвидировать аппарат и все разработки немедля!
– Это первая мысль, которая пришла мне в голову – мысль труса. Вторая – а если рискнуть? Уничтожить аппарат я всегда успею… Но ведь можно рискнуть сделать большее! Доработать прибор и воспользоваться им в благих целях! Ты и я – это команда, Макс! Может Верховный создатель через нас протянул человечеству соломинку? Может, Христос Спаситель – уже действует!
– Причем, при посредничестве бандитов!
– У них сегодня сила, Макс. У них деньги и власть, а стало быть, без них не обойтись. Но мы сильнее! И мы сможем помочь всем.
– Ты так ничего и не понял! – Максим заметался перед Лионом, хрустя гравием. – Мысли о спасении человечества – самая опасная иллюзия, самый влекущий соблазн. На этом и ловят мозгляков всякие Гнусики. Существуют запреты, табу. Личность – священная территория, на которую нельзя вторгаться диверсантом.
– Так что же, спрятаться, значит, как ты, и наплевать на торжествующий беспредел? Пусть миром правят вырожденцы и нравственные мутанты, пусть потихоньку вымирают прекраснодушные, но не жизнеспособные индивидуумы, а вся страна сидит по уши в дерьме! Это же капитуляция, Макс! Количество зла возрастает в геометрической прогрессии! Оно размножается, как монстры профессора Персикова! Аппарат – наше детище. И он будет слушаться только "донора". Тебя, Макс! – Даже в темноте глаза Ласкера сверкали и речь полыхала огнем. Но Горчаков не дрогнул.
– Клянусь, я могу подойти к этому прибору лишь один раз – для того, что бы уничтожить его, – резко повернувшись, Максим зашагал по тропинке к полю.
– Умоляю, остановись! Послушай – все очень серьезно. Если ты не согласишься, они найдут другого. Тогда может случится все, что угодно…
Макси не обернулся. В темноте светилась спина в белой футболке. Затем спина скрылась в осоке, раздался всплеск и Лиону показалось, что он остался совсем один под равнодушными далекими звездами.
На следующий день, проводив Ласкера, Максим и Маргарита сидели в саду. Пахло помидорной ботвой с политого огорода, на всем лежало умиротворение тихого погожего вечера. Шафрановый закат уже начинал светлеть и выгорать, покрываясь пеплом легких, высоких, словно длинные мазки кисти облаков. Насвистывая "Любовь нечаянно нагрянет", Максим оттачивал лезвие крупного перочинного ножа, найденного при вскапывании огорода. Маргарита перебирала ягоды для варенья.