Сергей Арсеньев - Студентка, комсомолка, спортсменка

На страницу открытой книги, которую я держу в руках, падает чья-то тень и незнакомый мне детский голос говорит:

— Привет.

— Привет, — поднимаю я на него глаза. Мальчишка. Примерно моих лет. Стоит на песке рядом со мной и смотрит на меня. Я же сижу на расстеленном на пляже диванном покрывале и читаю.

— Девочка, как тебя зовут?

— Наташа.

— А меня Дима. Давай дружить.

— Хм… Ну, давай попытаемся, — в конце концов, мне нужна тренировка. Действительно, мне скоро в школу. Я ведь уже порядком подзабыл, как нужно общаться с другими детьми. Моё прошлое детство окончилось давным-давно.

— Мы с мамой приехали из Ленинграда. А ты откуда?

— Я с родителями из Москвы. А твой папа где?

— Папа не смог поехать. Он в плавании. Мой папа — помощник капитана!

— Ого! А мой — токарь на заводе.

— А где твои родители?

— Купаться пошли. А меня не взяли, говорят, что сегодня вода слишком холодная.

— Меня мама тоже сегодня в воду не пускает, — грустно вздыхает Дима и садится на покрывало рядом со мной.

— Где твоя мама?

— Вон она сидит, — показывает пальцем. — Говорит, иди с девочкой познакомься, будете вместе играть. Ты во что любишь играть?

— Эээ… В куклы, — пускаюсь я на хитрость, надеясь, что у Димы кукол нет.

— Это понятно. Девчонки все в куклы играют. А мне в куклы неинтересно. Я в войну люблю играть. И чтобы наши фашистов победили!

— А я не люблю в войну. Я ведь девочка.

— Жалко. А ты что читаешь? Сказки? Ты сама читать умеешь?

— Да, я умею сама читать. И это не сказки.

— Здорово. А я ещё не научился. Я пока только некоторые буквы знаю.

— Хочешь, я тебя научу читать? Это просто.

— Конечно, хочу. А правда научишь? А когда? Ух, здорово! Приду в садик, ребята удивятся. У нас в группе никто читать ещё не умеет!

— Ну, завтра можно начать учиться. Нужно подготовиться, карточки с буквами сделать. По книжке неудобно учиться. Ты приходи завтра сюда, я карточки принесу, и станем учиться, хорошо?

— Хорошо. А пока почитай мне вслух то, что сама читаешь.

— Ммм… Дима, думаю, это тебе будет неинтересно.

— Интересно. Тебе же интересно. Значит, и мне будет интересно.

— Хочешь, чтобы я почитала тебе вслух?

— Да. Ну, пожалуйста, Наташ, почитай!

— Ладно. Садись поудобнее. Сейчас буду читать вслух.

Дима уселся, а я принялся за чтение. Специально для него начал читать сначала, чтобы было понятнее. Заодно и сам лучше запомню. Впрочем, Диме моя забота не помогла. При звуках моей речи Димин рот постепенно открывался всё шире и шире, а глаза начали закатываться. Некоторое время спустя я заметил, что глаза у Димы полностью закатились, а из уголка широко открытого рта стекает слюна.

Спустя ещё пять минут Дима окончательно спёкся. Он неловко лёг на покрывало рядом со мной и мирно заснул. Подошла его мама. Кое-как растолкала Диму и спросила, что тут происходит. Дима говорит, что Наташа, то есть я, читала ему вслух. Мамин вопрос о том, что именно ему читали, поставил Диму в тупик. Он не мог подобрать названия. Тогда его мама обратилась с этим же вопросом ко мне. На что я честно ответил ей чистую правду:

— Доклад товарища Косыгина на XXIII съезде КПСС.

После таких моих слов Димина мама тотчас резко села своим широким задом прямо в песок. Да, сильные вещи сочинял товарищ Косыгин…

— Мам, ну не нужно! Зачем они мне? С ними неудобно!

— Наташенька, не спорь со мной. В первый день обязательно нужно прийти с бантиками. Все девочки придут с белыми бантиками в волосах, вот увидишь!

— Но у меня же короткие волосы!

— Ты сама виновата. Зачем ты подстриглась позавчера? Я ведь тебя за кефиром послала, а не в парикмахерскую.

— Мам, кефира не было. А когда я шла мимо парикмахерской, увидела в окошко, что там нет очереди. Вот и зашла подстричься.

— Тебя слишком коротко подстригли. Бантики привязывать неудобно.

— И не надо! Не нужны они мне!

— Не спорь. Фух, один, вроде бы, привязала. Повернись, сейчас второй сделаю.

— А если развяжутся на уроках? Что я буду делать?

— Не развяжутся. Я хорошо их привязала. И, Наташа, пожалуйста, не испачкай фартучек. Белые вещи очень маркие, а стирать мне сейчас и без того много приходится.

— Я помню, мам. Я буду аккуратно.

— Знаю. Ох, ты ж моя умница! Иди, посмотри в зеркало, как красиво получилось.

— Да, мам, красиво. Спасибо тебе.

— Всё, пойдём, а то опоздаем. И баба Рита с ребятами ждут. Бери свой портфель, а я цветы понесу. Ключ взяла?

— Взяла.

— Смотри, вернёшься из школы — сама не звони. Ребята могут спать. Ключом открывай.

— Мама, я помню. Ну, пошли?

— Пошли, ученица!..

Папы с нами сегодня не было. У них на заводе был какой-то очень срочный заказ, и он никак не мог отпроситься даже на пару часов, чтобы проводить меня.

На улице нас уже ждала баба Рита с моей старой коляской. А в коляске лежали… два моих брата. Близнецы. Им ещё и двух месяцев не было, совсем крохи. Конечно, в одноместной коляске ребятам было очень тесно, но достать двухместную коляску тяжело. Папа бегал, записывался в какие-то очереди, но пока коляски не было. Ребятам приходилось гулять в моей бывшей коляске. Позже, когда они подрастут, придётся, наверное, им гулять по очереди. Если папа не сможет всё же двухместную коляску достать.

Назвали мальчишек Вовкой и Стёпкой. Причём имя «Вовка» придумал я. В честь моего погибшего Вовки. Родители не возражали. Хорошее имя. Тем более что одного из моих дедушек, сгоревшего на Курской дуге танкиста, мужа бабы Зины и маминого отца, тоже звали Владимиром. Так что и с её стороны я получил поддержку.

Сегодня пятница, первое сентября 1967 года. И я иду первый раз в первый класс. Буду самой младшей ученицей в нашем 1-Б классе, а в первый год обучения — и во всей школе. А, возможно, даже и во всём СССР. Помните, когда я родился? Меня вообще не хотели записывать, говорили, что я слишком маленькая. Но я уговорил родителей сходить вместе со мной к директору школы.

Сходили. Директор школы, Николай Кузьмич, оказался пожилым, но крепким ещё одноруким мужчиной, инвалидом войны и орденоносцем. Поначалу он пытался задавать мне нелепые вопросы о том, сколько букв я уже знаю и до скольких умею считать.

Я вежливо попросил разрешения и, получив его, взял с полки шкафа в его кабинете книгу для внеклассного чтения шестого класса, раскрыл её наугад посередине и начал бегло читать. С выражением. Глаза у Николая Кузьмича округлились. Не давая ему опомниться, я, прочитав с полстраницы, захлопнул книгу и взял зачем-то валявшийся на столе директора учебник математики для третьего класса.