Владимир Моисеев - Наивный наблюдатель

               — Вот пример, — сказал майор Кротов, он не обратил внимания на терзания Зимина, потому что ни на миг не сомневался в своей победе. — Посмотрите из Москвы на город Лондон — для вас он будет расположен на западе, а для человека из Нью-Йорка на востоке. Кто же из вас прав? Оба, если признаете существования шарообразной логики.

               — Нет, это только представления, — не сдержался Зимин. — Логика как наука изучает способы достижения истины в процессе познания опосредованным путём, из знаний, полученных ранее, а не из чувственного опыта. Это правила, которые не зависят от местонахождения и точек отсчета. Логика подсказывает, что в Москве Лондон расположен западнее, а в Нью-Йорке восточнее.

               — Логика бесполезна без точки отсчета, — нахмурился майор Кротов. — Без точки отсчета она не принесет нам никакого полезного результата, так как ее не к чему будет прикладывать, и нечего будет развивать.

               — Дело в том, что логика это не сборище «правильных» знаний. Это всего лишь инструкция для выводов. Как только вы говорите об обязательности точек отсчета, вы сразу переходите от логики к представлениям.

               — Не путайте меня. Логика — это инструмент. Если прикладывать ее к разным предметам или разным местам одного предмета, мы получим разные результаты.

               — Логика — один из способов мышления. Проблемы с Лондоном возникают, когда люди не пользуются логикой. При помощи логики местоположение Лондона может быть точно установлено — западнее Москвы и восточнее Нью-Йорка.

               — Я настаиваю на шарообразности логики.

               Зимин почувствовал, что устал.

               — Пример с Лондоном показывает не тупость людей, а то, что вопрос был поставлен некорректно. Логика похожа на таблицу умножения. Она объективна, независимо от отношения к ней. Если вы говорите, что дважды два равно пять, виновата не шарообразность таблицы умножения. Это просто ошибка. Но вы всегда можете обосновывать свои представления, не обращаясь к логике. Это ваше право. Противопоставление представлений и логики на самом деле очень интересная вещь.

               — А по-моему это пустая болтовня, — майор Кротов почувствовал, что выигрывает спор.

               — Как только число фрагментов превысит десяток, нам придется бороться с их представлениями, потому что только логика позволит нам сохранить хотя бы видимость привычного мира.

               — А если не превысит?

               — А если превысит?

               — А если не превысит?

               — Мы зашли в тупик, — констатировал Зимин.

               Он закрыл глаза и просчитал про себя до десяти. Что заставило его ввязаться в бессмысленный спор? Хотел ли он переубедить майора Кротова? Ни в коем случае. Более того, он не исключал, что майор Кротов прав, а ошибается он, Зимин, но не смог промолчать. Ему хотелось, чтобы люди не забывали о детерминизме, диалектике, критерии Поппера и законах природы. Он не верил, что новая наука имеет отношение к настоящей науке.

               — Чего вы добиваетесь, Зимин. Почему вы все время спорите? Что вы хотите доказать?

               — Вы меня неправильно поняли, господин майор. Я не стремлюсь переубеждать кого-то, тем более вас. Пусть логика будет шарообразной, а почему бы и нет? Мое дело напоминать, что отказываться от детерминизма весьма опрометчиво.

               — Но статью вы написали не про детерминизм, а про комплекс неполноценности. Почему?

               — Мне кажется, что там, в Дирекции, — Зимин ткнул пальцем в потолок, — должны остаться люди, которые понимают, что без старой науки выжить не удастся. Считайте, что я обращаюсь к ним.

               — Я передам ваше послание по инстанции.

               — Будьте любезны. Ну, я пошел?

               — Не задерживаю вас.

               Испытывать терпение майора Кротова Зимин не стал, как и не стал дожидаться повторного разрешения отбыть восвояси. Его разбирал смех, он был близок к панике, но ноги его выполнили свое предназначение на «отлично» — он дал деру.

Зимин расстроился и предсказуемо загрустил, его в очередной раз застал врасплох приступ апатии. Он был вынужден признать, что на некоторое время потерял способность пользоваться своим интеллектом. Речь шла не только о текущей работе, он не мог заставить себя даже играть в «судоку». В последнее время после разговоров с майором Кротовым это случалось с ним все чаще и чаще. Надо сказать, неприятное наблюдение. Словно интеллект отказывался функционировать вблизи непосредственного начальника. С этим надо было что-то делать.

               Желание забиться в норку было слишком сильным, Зимин решил не противиться ему. Известно, когда мозг отказывается работать, следует довериться инстинкту. Вот он и отправился в столовую. А куда еще?

               За тарелкой каши думалось лучше, чем в кабинете.

               — Доел пайку? — спросил появившийся невесть откуда Горский.

               — Нет. Что-то с этой кашей не так. Подгорела, что ли?

               — Какая разница, давай лучше поговорим.

               — Ты же знаешь, что я не люблю трепаться во время еды. Это мешает правильно переваривать пищу.

               — Никогда об этом не думал, — признался Горский, — А знаешь, может быть, ты и прав.

               — Плохо не думать. Это не повод для хвастовства.

               — Что-то случилось? Почему ты такой грустный? Могу я тебе помочь?

               Вопрос не понравился Зимину, но, подумав, он решил, что будет разумным рассказать товарищу о философском диспуте с майором Кротовым. Одна голова хорошо, две — лучше. Тем более, когда речь идет о талантливом Горском, который неоднократно доказывал, что отвлеченные идеи, которые не касаются его лично, он анализирует особенно  классно.

               — Нормальные беседы ты ведешь с начальником! Мне бы такое и в голову не пришло, — восхитился Горский, выслушав товарища. — Ты хорошо придумал, безумные разговоры помогут разобраться с его способом мышления. Главное, не забывай записывать.

               — Вообще-то это его потянуло на философию, не меня. Со своей стороны я сделал все возможное, чтобы не перетруждать его разум.

               — Похвально.

               — Честно говоря, Кротов мне иногда нравится. Чуть-чуть, правда, и не каждый день. Однако… Есть в нем что-то от древнего грека.