Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране

— Если вы за них ручаетесь, Джубал, — заверил его Ван Тромп, — пусть войдут и оградят нас от вторжения. Выпьем за девушек. Свен, как там у вас принято?

— Тост за всех красивых девушек? Выпьем за тех, кто здесь. Skaal! — Они выпили за женщин — братьев по воде, и Нельсон спросил: — Джубал, откуда вы их берете?!

— Выращиваю у себя в подвале. Когда натренирую, появляется какой-нибудь городской щеголь и женится на них. Вечно проигрываю.

— Вижу, как вы страдаете, — сочувственно заметил Нельсон.

— Да уж. Джентльмены, вы женаты?

Двое оказались женатыми, Махмуд — холостяк. Джубал мрачно поглядел на него:

— Может, выпадете из телесной оболочки? После еды — не хотелось бы, чтобы вы занялись этим на пустой желудок.

— Я вам ничем не угрожаю — убежденный холостяк.

— Ну, да! Я-то видел, как Доркас строила вам глазки, а вы на это мурлыкали.

— Я в безопасности, уверяю вас. — Махмуд подумал, не объяснить ли Джубалу, что он возьмет в жены лишь сестру по вере, но решил, что тот может обидеться. — Джубал, никогда не предлагайте ничего такого Майку. Он не грокнет, что вы шутите, и на руках у вас окажется труп. Не знаю, сумеет ли Майк по собственному желанию умереть, но он попытается.

— А я уверен, что да! — твердо заявил Нельсон. — Доктор, то есть Джубал, вы не заметили ничего странного в метаболизме Майка?

— Э э-э… позвольте перефразировать. Я не заметил ничего, что не казалось бы странным в метаболизме Майка.

— Вот именно.

Джубал обернулся к Махмуду:

— Не волнуйтесь, я не стану предлагать Майку совершить самоубийство. Я-то грокаю, что он пока не может грокнуть шутку. — Джубал заморгал. — Я вот, например, не грокаю, что же такое «грокать». Махмуд, вы ведь говорите по-марсиански?

— Немного.

— Вы бегло говорите, я сам слышал. Вы грокаете «грок»?

Махмуд задумался.

— Нет. «Грок» и производные — самое важное слово в языке. Полагаю, мне понадобятся годы, чтобы понять его смысл. Но я не уверен, что добьюсь успеха. Нужно уметь думать по-марсиански, чтобы понять, что же такое «грок». Может быть, вы замечали, иногда Майк избирает весьма извилистый путь, пытаясь что-то понять?

— Еще бы! Ох, моя бедная голова!

— Моя тоже.

— Пора поесть, — заявил Джубал. — Ленч — и давно пора! Девушки, поставьте все в пределах досягаемости и почтительно помолчите. Продолжайте, доктор. Или присутствие Майка заставляет вас отложить обсуждение?

— Вовсе нет. — Махмуд произнес несколько слов по-марсиански. Майк ответил, ослепительно улыбаясь. Затем с лица его исчезло всякое выражение, и он принялся за еду. — Я объяснил ему, что собираюсь сделать, и он ответил, что я говорил верно. Это не просто мнение, но факт — неизбежность. Надеюсь, если у меня ничего не получится, он заметит и поможет мне. Однако сомневаюсь. Майк думает по-марсиански, это дает ему иную «карту местности». Понимаете?

— Грокаю, — согласился Джубал. — Язык формирует идеи.

— Да, но… Доктор, вы говорите по-арабски?

— Я? Плохо, — признался Джубал. — Служил армейским врачом в Северной Африке. Правда, читаю до сих пор, потому что предпочитаю слова Пророка в оригинале.

— Так и следует. Коран непереводим — «карта» изменится, как бы вы ни пытались. Тогда вы поймете, насколько трудным, для меня является английский. Не только окончания другие — вся «карта местности» изменилась. Английский — самый богатый человеческий язык по запасу слов; его разнообразие, тонкость значений, нерациональная идиоматическая сложность позволяют сказать по-английски то, что невозможно выразить ни на одном другом языке. Он сводил меня с ума… пока я не научился думать по-английски. Тогда у меня возникла новая «карта мира», поверх той, с которой я вырос. Может, лучше прежней — во всяком случае куда более детализированная. Но есть такое, что можно выразить только по-арабски и чего не скажешь по-английски.

— Да, — кивнул Джубал, — поэтому я и продолжал читать.

— Верно. Но марсианский язык гораздо сложнее английского, он настолько резко отличается в абстрактной картине вселенной, что перед ним английский и арабский — будто один язык, а не два. Англичанин и араб могут научиться думать на обоих языках. Но я не уверен, что мы когда-либо научимся думать по-марсиански (иначе, чем Майк), хотя мы, конечно, способны выучить «пиджин-марсианский», именно на нем я и говорю.

Возьмите слово «грок». Буквальное значение, видимо, восходит ко временам зарождения марсиан как мыслящих существ и бросает свет на всю их «картину мира», просто «грок» — «пить».

— Что? — переспросил Джубал. — Но Майк никогда не говорит «грок», когда просит пить. Он…

— Погодите. — Махмуд обратился к Майку по-марсиански.

Майк слегка удивился:

— «Грок» значит «пить».

— Но Майк бы согласился, — продолжал Махмуд, — если бы и назвал еще сотню английских слов, означающих у нас совершенно разные понятия, часто даже противоположные. «Грок» означает все сразу. «Страх», «любовь», «ненависть» — настоящую ненависть. Согласно марсианской «карте», нельзя ненавидеть, если не «грокаешь», не понимаешь настолько полно, что сливаешься с объектом ненависти и он с тобой, лишь тогда можно ненавидеть. Ненавидя самого себя. Но предполагается, что вы одновременно испытываете любовь, лелеете предмет и никаким иным способом не можете ощущать ненависть. Лишь тогда можете ненавидеть. Я полагаю, марсианская ненависть — настолько черное чувство, что ближайший человеческий эквивалент покажется марсианину всего лишь легкой неприязнью.

Махмуд скривился:

— «Грок» означает «идентично равные». В человеческом клише «мне от этого больнее, чем тебе», есть оттенок марсианского чувства. Марсиане, похоже, инстинктивно усвоили то, что нам известно из современной физики: наблюдатель взаимодействует с наблюдаемым через процесс наблюдения. «Грок» означает понимать настолько полно, что наблюдатель становится частью наблюдаемого, что значит сливаться, смешиваться, жениться, терять свою личность в групповом переживании. Это слово означает практически все, что мы подразумеваем под понятиями «религия», «философия», «наука». И оно так же мало значит для нас, как слово «цвет» — для слепого. — Махмуд помолчал, — Джубал, если бы я разрубил вас на куски и сварил суп, вы, суп и все, что там было, стали бы «грокать». А если бы я съел вас, мы бы оба «грокали», и ничто бы не пропало, и неважно было бы, кто из нас кого ест.