Александр Бушков - Королевство теней (сборник)

— Угомонись, — жестко сказала Лескина. — Помолчи. Думаешь, мне не страшно?

Трое в тяжелых бронированных доспехах стояли, прижавшись спинами к ледяной обшивке блимпа. А вокруг ровными рядами неподвижно лежали огромные голубые звери и ловили каждое их движение в свои светящиеся кроваво-красные глаза.

В провале люка неслышно возник третий навигатор. Шумно вздохнув, спрыгнул в хрустящий сугроб и тоже привалился спи нон к борту. Все напряженно ждали, что же он скажет на этот раз.

— Панина нет, — наконец проронил Брюс.

— Где же он? — усмехнулся Крозе. — Отлучился по своим делам?

— Его нет уже давно.

— Что еще, Брюс? — тихо спросил Роксен.

— Последние годы он вел дневник. В конце там написано: “Дарю вам этот мир”.

— Он дарит нам мир? — изумилась Лескина. — Что это значит?

Не отвечая, третий навигатор поднял руку и разжал пальцы. Фогратор нырнул стволом в кобуру, снаружи осталась лишь рукоятка. Брюс уже приближался к рядам квазифелисов, которые с каждым его шагом волновались все сильнее. Подвывали, приседали на задние лапы, вскидывались и нервно хватали падающую снежную крупу разверстыми пастями.

— Оружие к бою! — скомандовал Роксен.

— Подождите, кэп, — сказала Лескина. — Я, кажется, поняла, в чем дело.

— И я тоже, — объявил Крозе.

— Зато я ничего не понимаю, — с досадой произнес командор, опуская оружие.

Третий навигатор плавным движением откинул светофильтр, сощурился от бьющего по глазам прожектора. Присел на корточки.

— Ну, иди сюда, — позвал он ближайшего к нему вродекота. — Иди, я тебя поглажу, хорошая ты зверюга…

На далекой, очень похожей на Землю планете в дремучем заповедном лесу все еще стоит грузовой блимп. Время нипочем его броне, вот только опоры глубоко вросли в землю, и летом трава поднимается до самого порожка под намертво сомкнутой перепонкой люка.

Панина там нет. Что произошло с ним, куда он исчез после того, как в общем-то мирно прожил в одиночестве почти десять лет? Просто устал и решил сдаться на милость Царицы Савской, не зная, что победил ее, и не дождавшись спасения каких-нибудь пару лет? Не похоже на него. Может быть, отправился искать приключений, оставив на корабле единственное свое оружие — изувеченный бесчисленными заточками мачете, и единственную свою защиту — изодранный в клочья скафандр, и погиб нелепо? Тоже верится с трудом. Хотя одиночество и обреченность способны лепить из даже очень стойкой человеческой натуры самые причудливые формы… Разгадки не знает никто. Следы замело снегом, смыло дождями, выжгло солнцем, укрыло травами. Панин растворился среди бесконечных пространств перекроенной им планеты, стал ее частичкой.

Поэтому блимп стоит пустой.

Вокруг него охотятся могучие и красивые звери паниксы. Прямые потомки тех троих, что родились на его борту, выросли в посылочном ящике, на панинском свитере, ели из рук Панина и по-собачьи верно его любили. Их прежнее название забыто: на кошек они походят еще меньше, нежели настоящие вродекоты, которые влачат жалкое существование и по-прежнему ненавидят чужаков. Паниксов здесь целые стаи. Они ходят за всяким, кто прилетает сюда по делам или просто поселиться, охраняют его от малейшей опасности и по любому пустяку требуют награды: внимательного взгляда, ласкового касания, доброго слова.

Раз в год, в самый разгар местного лета, какая-то неодолимая сила тянет их в эти места, они собираются здесь со всего леса, со всего материка, и по нескольку ночей поют свои заунывные звериные песни. Они пока не понимают, что с ними такое творится.

Шел дождь. Капли его в слепящей голубизне прожекторов казались летящими вверх.

Будто густые рои варавусов.

А их-то на площадке и не было. Ослепительный свет отбросил ночную жизнь Люцифера в темноту, что так густо легла вокруг.

Дождь лил… Вода текла на бетон, был слышен ее громкий плеск.

Я наблюдал, как грузят шлюпку.

Первым принесли Красный Ящик.

Я принес формулу отречения, снял Знак и положил его в Ящик — тот мгновенно захлопнулся. И тотчас же около него стали два человека. Подошел коммодор, приложил руку к шлему, а те двое нагнулись, взяли Ящик и понесли по трапу.

Вдоль их пути стал, вытянувшись, экипаж ракетной шлюпки.

Я отошел.

Вода стекала с шлема коммодора, бежала по его лицу. Вода блестела на костюмах экипажа, на их руках, лицах.

Голубой блеск воды, сияние, брызги, искры…

Прожекторы лили свет, и людей на площадке было много. Но никто не смотрел на меня, хотя всего несколько минут назад я был Звездным Аргусом, Судьей и имел власть приказывать Тиму, этим людям, коммодору “Персея”. Всем!

Еще несколько минут назад я был частью Закона Космоса, его руками, глазами, оружием. И вот пустота. И показалось — был сон. Сейчас Тим подойдет, хлопнет меня по плечу. Я проснусь и увижу солнце в решетке жалюзи, и Квик подойдет ко мне и станет лизаться.

Но это был не сон. Люди еще не смели глядеть мне в глаза. Я еще был стоглазым, недремлющим Аргусом — в их памяти.

Все ушло…

Жизнь моя — прошлая — где она?.. Где ласковая Квик!.. Где мудрый Гленн? Где я сам, но только бывший?..

Они ушли — Гленн, Квик, я, — ушли и не вернутся.

Ничто не возвращается.

…Ящик унесли. На это смотрел Тим, глядели колонисты. Большие глаза Штарка тоже следили за ящиком. И хотя я не видел его рук, спрятанных за спину, я знал — на них наложена цепь. Мной.

Ящик унесли. Коммодор обернулся и с сердитым лицом отдал мне честь. Махнул рукой. И тотчас другие двое увели Штарка. И уже сами вошли переселенцы.

Они поднимались по скрипящему трапу, понурые и мокрые от дождя. Входили молча. На время установилась тишина. Стих водяной плеск. Я услыхал далекий вой загравов и тяжелые шаги моута (он топтался вокруг площадки, и время от времени скрипело дерево, о которое чесался моут). Снова вой. Снова тяжелые шаги. И чернота ночи, хищной и страшной ночи Люцифера. От нее отгораживали нас только столбы голубого света. Но сейчас ракета взлетит, огни погаснут, и будет ночь, страх, одиночество.

Будет Тим и его собаки.

Погрузили ящики с коллекциями Тима — все сто двадцать три. Подняли трап. Старт — площадка опустела.

С грохотом прихлопнулся люк. Налившаяся на него вода плеснулась на мои ноги. Сейчас они улетят, Аргусы улетят в Космос. А я остаюсь один, сколько бы Тимов и собак вокруг меня ни было.