Айн Рэнд - А есть а

Что это за программа?

Ну, это… Ладно, потом. Как ты-то, Дэгни? Ты не по страдала? Ты ведь попала в авиакатастрофу?

Дэгни представления не имела, как будет выглядеть Эдди, когда начнет стареть, но теперь она могла это видеть: он состарился в тридцать пять лет и всего за месяц. Дело было не в коже, не в морщинах, лицо осталось таким же, те же мышцы, но оно поблекло, взгляд потух, в нем застыло безнадежное страдание.

Она улыбнулась ему нежно и уверенно, понимая и снимая все проблемы, и сказала, протягивая руку:

– Все хорошо, Эдди. Здравствуй же.

Он схватил ее руку и поднес к губам – раньше он никогда этого не делал. В его жесте не было ни фамильярности, ни извинения, только простое, искреннее движение души.

Да, произошла авария, самолет разбился, – рассказывала она, – но, слава Богу, все обошлось, я не особенно пострадала, ничего серьезного. Но журналистам я скажу иначе, как и всем остальным. Прошу не выдавать меня.

Конечно, не выдам.

У меня не было возможности сообщить о себе, но не потому, что я пострадала. Вот все, что я могу тебе рассказать, Эдди. Не спрашивай, где я была и почему так долго не возвращалась.

Хорошо, не буду.

– А теперь расскажи мне об этой программе координации перевозок.

Ну, это… Если не возражаешь, пусть тебе расскажет Джим. Он охотно расскажет, не сомневайся. Просто у меня душа не лежит, если только ты не настаиваешь, – добавил он, делая над собой усилие, чтобы соблюсти субординацию.

Хорошо, не надо. Просто скажи, правильно ли я поняла координатора: он хочет на два дня снять «Комету», чтобы послать локомотивы в Аризону на срочную перевозку грейпфрутов?

Именно так.

И он так же отменяет перевозки угля, чтобы отдать вагоны под перевозку грейпфрутов?

– Да Грейпфрутов?

Именно.

Но почему?

Дэгни, слова «зачем», «почему» теперь не употребляют.

Помедлив, она спросила:

Ты не догадываешься о причине?

Догадываюсь? Мне незачем догадываться. Я знаю.

Хорошо, скажи.

Специальный грейпфрутовый предназначен для компании братьев Сматеров. Год назад они приобрели фруктовое ранчо в Аризоне у владельца, который разорился после выхода Закона о равных возможностях. До этого он тридцать лет владел ранчо. Братья Сматеры год назад занялись производством фруктовых соков. Они получили в Вашингтоне кредит под программу возрождения кризисных зон, таких, как Аризона, и на эти деньги купили ранчо. У них в Вашингтоне друзья.

Ну и?..

Дэгни, это известно всем. Все знают, как составляется расписание последние три недели и почему одни районы и грузоотправители получают вагоны, а другие нет. Но считается, что мы не должны говорить о том, что знаем. От нас ждут, что мы будем притворяться, будто верим в то, что все решения продиктованы соображениями общественного благосостояния и что для благополучия Нью-Йорка требуется немедленно доставить сюда большое количество грейпфрутов. – Он немного помолчал и добавил: – Только полномочный координатор может судить, что нужно для благополучия общества; он один обладает полномочиями выделять локомотивы и подвижной состав на всех без исключения железных дорогах Соединенных Штатов. Наступило молчание.

Понятно, – сказала Дэгни. Еще через минуту она спросила:

Что сделано по тоннелю Уинстона?

Все забросили три недели назад. Поезд так и не откопали. Оборудование вышло из строя.

А что сделано для восстановления старого пути в об ход тоннеля?

Ничего, проект положили на полку.

У нас еще остались трансконтинентальные марш руты?

Эдди как-то странно взглянул на нее.

А как же! – с горечью произнес он.

В обход по «Канзас вестерн»?

Нет.

Эдди, что здесь происходило последний месяц?

Он нехорошо скривился, будто собираясь сделать гнусное признание.

– Последний месяц мы делали деньги, – ответил он. Дверь открылась, и вошли Джеймс Таггарт и мистер

Мейгс.

Эдди, ты хочешь присутствовать на совещании, – спросила Дэгни, – или предпочитаешь уйти?

Нет, я хочу остаться.

Лицо Джима походило на комок мятой бумаги, хотя на дряблых, пухлых щеках не добавилось новых складок.

– Дэгни, надо многое обсудить, много серьезных изменений, которые… – начал он высоким, взвинченным тоном, его голос включился в дело раньше, чем он сам. – Я рад твоему возвращению, рад, что ты жива, – нетерпеливо вставил он, спохватившись. – Есть неотложные вопросы…

– Пройдемте ко мне, – сказала она.

Ее кабинет походил на историческую реконструкцию, которую осуществил и поддерживал в таком виде Эдди Виллерс. На стенах висели те же карта, календарь и портрет Нэта Таггарта. От эры Клифтона Лоуси не осталось и следа.

Полагаю, я все еще вице-президент компании? – сказала она, садясь за стол.

Конечно, – торопливо, почти с вызовом, даже обвиняюще сказал Таггарт. – Безусловно так, и ты не должна забывать об этом, ты ведь не ушла с поста, ты все еще… Или?..

Нет, я не ушла с поста.

Первым делом надо объявить в прессе, что ты вернулась к своим обязанностям, сообщить, почему ты отсутствовала и где… Да, кстати, где ты была?

Эдди, – сказала она, – займись журналистами. Сообщи, что, когда я летела над Скалистыми горами к тоннелю Таггарта, у меня отказал двигатель. Я сбилась с маршрута, отыскивая место для посадки, и потерпела аварию в безлюдном горном районе… Вайоминга. Меня подобрали старый пастух с женой, они перенесли меня в свою хижину, расположенную в пустынном месте, в пятидесяти милях от ближайшего населенного пункта. Я сильно пострадала и почти две недели находилась без сознания. У стариков не было ни телефона, ни радио, никакой связи или транспорта, кроме старого грузовичка, который окончательно развалился, когда они попытались воспользоваться им. Мне пришлось оставаться с ними, пока я не набралась сил и не смогла ходить. Я прошла пятьдесят миль до подножия гор, потом добралась на попутных машинах до железнодорожной станции в Небраске.

Ах вот что, – сказал Таггарт. – Ну и отлично. Когда ты дашь интервью…

Я не собираюсь давать никаких интервью.

Как так? Меня весь день осаждают! Ждут! Это же не обходимо! – Он был в панике. – Невероятно важно!

Кто тебя осаждает весь день?

Из Вашингтона и… и другие. Ждут твоего заявления. Она показала на то, что Эдди записал в своем блокноте:

Вот мое заявление.

Но этого недостаточно! Ты должна объявить, что не уходишь со своей должности.

Это и так понятно. Я вернулась.

Надо так и объявить.

Как еще?

Сказать что-то от себя.

Кому?

Стране, народу. Люди тревожатся из-за тебя. Их надо успокоить.

Сообщение их успокоит, если только кто-то переживал из-за меня.

Я не это имею в виду.