Владимир Бойков - Призраки коммунизма

Его путь не был трудным. Он шёл от города к городу, от рынка к рынку и почти не голодал. Иногда подряжался что-нибудь поднести, что-нибудь разломать или кого-нибудь поколотить — мало ли, какие полезные дела мог претворить в жизнь физически неслабый товарищ.

В одну из ночей Кнуту посчастливилось устроиться на ночлег в тёплой землянке колхозника. Он лежал на мягкой куче взбитого сена, и в приятной полудрёме сами собой стали вспоминаться последние приключения. Всё это было совсем недавно, а казалось, прошла целая жизнь…

А где-то в далёком городе Краснотрудске в тёплой парткомовской землянке предавался воспоминаниям Культя. Вася сладко сопела в его плечо, чмокала губами воздух, и было понятно, что эти сонные поцелуи предназначены ему. Только ему…

На Красную Площадь Кнут ступил с охапкой тыквочек и плотненькой пачкой фантиков в кармане. Вот-вот должна была начаться Демонстрация…

На трибуну вынесли засушенный трупик Великого Кузьмича, привязанный к старой деревянной скамейке. Ходоки кинулись вперёд и стали возлагать дары к подножию Мавзолея. Сюда же сгружались с тачек Партвзносы собранные Секретарями Парткомов.

Местные товарищи, изо всех сил пытаясь держаться строем, маршировали туда-сюда, демонстрируя искреннее народное ликование и скандируя: «Слава! Слава! Слава!» вперемешку с «Ура! Ура! Ура-а-а!» на каждое воздаяние хвалебных здравниц Членами Политбюро в собственный адрес.

— Слава Коммунистической Партии, надёжному Авангарду Прогрессивных Сил Человечества! — орали с трибуны в жестяной рупор.

— Слава Великому Кузьмичу!

— Слава Коммунизму!

— Слава Членам Политбюро!..

— Слава! Слава! Слава! Ура! Ура! Ура-а-а! — ревели в ответ сотни глоток.

Когда широкие массы трудящихся выдохлись, а Члены Политбюро охрипли, Демонстрация закончилась. Правительство спустилось к народу и стало копаться в куче даров, выбирая всё самое лучшее и вкусное. Увешанные вязанками копчёных крыс и ворон, набив под рубахи опарышей и тараканов, Члены Политбюро, устало переговариваясь на важные политические темы, направились в Хремль.

Демонстранты кинулись к куче, пожирая всё, что не смогли унести с собой любимые руководители Партии.

Кнут стоял, широко расставив ноги, и воздавал молитву Великому Кузьмичу, освободившему его Родную Отчизну от капиталистического ига и цепей рабства. Восхитительное чувство гордости заполнило всё его существо, поднявшись от мозолистых пят до кончиков неровно срезанных волос на макушке. Вокруг стояли такие же ходоки с печатями блаженного патриотизма на лицах. Они тоже прошли сотни миль ради этих торжественных мгновений.

Кнут бросил прощальный, полный любви взгляд в спины Членов Политбюро, сгорбленные от тяжести уносимых воздаяний, неустанных забот о благе народа и огромного чувства ответственности за судьбы поколений.

Руководители уже дошли до ворот. Один из них что-то выронил, обернулся, чтобы подобрать, и Кнут остолбенел. «Сява?» — чуть слышно прошептал вырубала. В мозгах зашумело, кровь ударила в голову, что-то радостно заклокотало в груди.

— Сява! — вырвался из глотки мощный рык. — Сява-а-а!!!

Члены Политбюро разом оглянулись, отставший товарищ вздрогнул, подхватил утерю и поспешил за остальными. Огромные ворота с треском захлопнулись…

1993 г.