Аркадий Стругацкий - Том 11. Неопубликованное. Публицистика

– Не бойся, девочка, что-то не спится, и я принялся чистить Старого Тома... Просто от скуки...

В его голосе слышалась улыбка, и мадам Тайо успокоилась и сама улыбнулась, услыхав давно забытую кличку. Старый Том – так звали большой пистолет Якомино, из которого он мог на полном скаку попасть в доллар, подброшенный в воздух...

Свечи почти догорели, и мадам Прискита читала последнее письмо, когда в спальне что-то громко стукнуло, упав на пол. Женщина подняла голову и прислушалась. Было очень тихо, только трещали цикады в саванне, и она торопливо дочитала письмо, сделала пару пометок и на цыпочках прошла в соседнюю комнату. Там было совсем темно – Якомино опустил шторы и закрыл ставни, – догадалась она. Пришлось вернуться за свечами, три уже погасли, одна – только что, дымок еще струился, распространяя запах воска.

Молодая женщина, аккуратно сложив письма, вошла в спальню – и тотчас по сумрачным стенам, по низкому тростниковому потолку забегали широкие тени, слабо блеснуло зеркало в углу на столе.

Якомино спал, полузакрытый тонким одеялом, уткнувшись лицом в подушку; его могучие плечи были неподвижны, одна рука свешивалась, почти доставая до полу – смуглая мускулистая с тонкой – знала мадам Тайо – нежной кожей, которая так сладко ласкает целующие губы. Женщина наклонилась, подняла с пола упавший пистолет, положила его на стол и сама села перед зеркалом, поставив рядом подсвечник. Ей было обидно, немножко обидно, чуть-чуть... Мог бы и подождать ее... Ведь не виделись полгода. Она страшно соскучилась... Нет-нет, какая она гадкая – он так устал, утомлен, чем-то удручен... Пусть, пусть спит, ласковый, любимый... Часы негромко отзвенели полночь...

Ей не спалось. Пробило полчаса после полуночи, потом час... Как тихо спит Якомино... Страшно устал, бедняжка... Ужасная все-таки должность – круглые сутки в седле или за веслами... Кругом степь, пыль, солнце беспощадное... Или болота – топь, кайманы ревут по ночам, как быки... змеи... москиты. Она повернулась тихонько на другой бок, стараясь не побеспокоить мужа. Обидно все-таки немножко – заснул, не подождал... А завтра – опять прочь из дому на месяц, на два... Цикады поют в саванне... Тихая ночь... тихая... Спать... Завтра раньше встать... завтрак Якомино...

Она дремлет и чувствует, как ее обнимают знакомые сильные руки. Дыхание на лице... Ласковые губы... Она отвечает на поцелуй, не в силах шевельнуться, не в силах открыть глаза... Влажные холодные губы скользят по ее лицу, шее, груди... Странно – такая жаркая ночь, а руки так холодны... Ты замерз, любимый мой? Как ласковы прохладные губы на груди... Сладкая, невыносимая истома охватывает мадам Тайо... Она шепчет что-то торопливо и бессвязно... Медленным тающим звоном уплывает сознание... Три негромких удара... Три часа пополуночи... В саванне, залитой лунным сиянием, кричат и кричат неутомимые цикады...

Она проснулась как от толчка, потянулась и разом приподнялась, припомнив все события прошлого вечера и ночи. В комнате было полутемно, сквозь ставни и шторы еле пробивались лучи ослепительного утра. Поселение уже пробудилось от сна – пролетели копыта по улице, кто-то весело захохотал, кажется, брат Долни, а вот неуклюжая Инна загремела ведром по ступенькам. Пора, пора! Она уселась на постели, поправляя волосы. Якомино еще спит... Странно...

Якомино лежал все в той же позе – уткнувшись носом в подушку, свесив тяжелую обнаженную руку. Он казался каким-то странно неподвижным, окаменевшим... неживым... Мадам Прискита тронула его за плечо и с криком отдернула руку – кожа была холодна как лед.

– Якомино! – закричала женщина, вскакивая на ноги и прижимаясь к стене. Пружины стонали под ее ногами, постель колебалась, и на секунду ей показалось, что муж пошевелился, но он не поднял головы, не переменил позы, и, крича от ужаса, мадам Тайо спрыгнула с кровати и, путаясь в рубашке, подбежала к окну и сорвала штору... Яркий солнечный свет, пробившись сквозь щели в ставнях, залил комнату – мадам Тайо увидела, как тело ее мужа медленно сползало с постели, увлекая за собой простыни и подушку, увидела, как оно тяжело и глухо рухнуло на пол, как широко раскинул руки мертвец, опрокидываясь на спину, обнажая широкую волосатую грудь и могучую шею, покрытую черными страшными пятнами... На улице перекликались испуганные голоса, трещала лестница под тяжестью бегущих на помощь, а она стояла, прижавшись спиной к горячему железу ставен и не отрывая взгляда от дико исковерканного лица, от посиневших раздутых губ – кричала, кричала, кричала сквозь судорожно закушенные, не чувствующие боли пальцы...

Никто не видел лодки, которая привезла Якомино Тайо в Дао-Рао. Никто не знал, где провел последние полгода этот неутомимый следопыт и охотник. Никто не видел его добычи. Письма, которые читала в эту страшную ночь несчастная мадам Тайо, исчезли – были, вероятно, похищены тем же человеком, который задушил хозяина дома в его собственной постели. Кто это был? God knows – говорят англичане. Время было тихое, теллаков прогнали в глубь страны, никто не жег саванну, и сторожа могли спать ночью от одного конца сигареты до другого, но это была Дао-Рао – река, населенная людьми без прошлого, а когда имеешь дело с такими, надо уметь промолчать даже там, где промолчать нельзя...

Мадам Тайо, наверное, сошла бы с ума – первое время она и была настоящей сумасшедшей, – если бы не ее беременность. Это чудесно повлияло на ее рассудок. Доктор Гой, лечивший ее (сам старый неизлечимый пьяница, но человек милейший), просто поражался, как быстро она пошла на поправку: стала узнавать людей, разговаривать, улыбаться и даже петь тихонько за рукоделием. О муже не вспоминала никогда и избегала говорить о нем – вставала тихонько и уходила прочь, и в глазах ее – или я ошибаюсь? – мелькали страх, растерянность, отчаяние... Один только раз она заговорила о нем, один-единственный – как только пришла в себя после трехмесячного бреда. Мы сидели втроем – доктор, я и она. Развлекали ее, болтали обо всем и ни о чем. Она молчала и только слабо и болезненно улыбалась. А потом вдруг спросила:

– Скажите, Понтине (она всегда звала меня просто Понтине, мы были с ней хорошими друзьями), скажите, Понтине, убийца Якомино найден?

Мы были страшно смущены, но она настаивала, и доктору, который вел следствие, пришлось рассказать все, что он знал. Сначала он говорил неохотно, потом разошелся и, забыв обо всем, начал даже полемизировать сам с собой и с мадам Тайо и занимался этим, пока я не наступил ему на ногу под столом. Убийца не найден. Подозрение падает на двух метисов, у которых были, по всеобщему свидетельству и по их собственному признанию, старые счеты с господином Тайо. Но улик нет никаких. Оба метиса яростно отрицают свою виновность. Следов убийца не оставил. Экспертиза установила, что убийство было совершено не позже двенадцати...