Константин Костин - 11 рассказов. (СИ)

«Обработанный» не пошевелился.

— Что стоишь? Ты понял приказ?

— Я понял приказ. Предъявите ваши полномочия на отдачу приказов.

— То есть? — растерялся генерал.

— Ваш партбилет.

Партбилет генерала уже давно превратился в пепел.

— Вы должны подчиняться мне!

— Мы должны подчиняться вышестоящим членам партии. Ваш билет.

— Подчиняйся мне! Где профессор Лавадоро?

— Профессор мёртв.

— Он, — медленно проговорил генерал, — не успел перенастроить вас…

— Не успел.

— Сол…

Генерал обернулся к своим бойцам и замер. Все, ВСЕ его солдаты лежали мёртвые, с перерезанными горлами. У каждого тела стоял «обработанный» с аккуратно вытертым ножом.

— Зачем вы их убили?!

— Согласно приказа, мы должны были уничтожить врага, вторгшегося на остров с оружием.

— Этот приказ отдал я!!!

«Обработанный» промолчал. Зачем разговаривать с мёртвым врагом партии, пусть даже пока он ещё жив? Через несколько секунд это недоразумение будет исправлено.

На острове был телевизор, и смотрели его регулярно.

Тела генерала и его солдат были закопаны рядом со скромной могилой профессора Лавадоро. Разве что надгробий им не ставили.

Мимо прошёл Четыре девять девять. Для всех остальных «обработанных» смерть Лавадоро была естественной, и только он знал, отчего на самом деле умер профессор.

Что почувствует человек, абсолютно преданный какой-либо идее, узнав, что его насильственно собираются этой преданности лишить? В особенности, если этот человек умеет думать и сможет понять, что его собираются использовать против того, что для него в настоящий момент составляет смысл жизни. И КЕМ он будет считать того, кто хочет вытравить у него преданность?

Четыре девять девять отравил профессора, когда убедился, что тот на самом деле собирается пропустить всех через «Водопад».

Крабий остров был секретной базой, поэтому после всех политических пертурбаций о нём просто забыли.

На острове продолжала жить небольшая колония «обработанных».

Они ловили рыбу, охотились, выращивали овощи, обучались военному делу. Они жили. И думали.

Кто знает, до чего они додумаются?

Ведь служение партии — главное. А интересы партии — абсолютны.

Первая заповедь провалившегося в прошлое — прежде, чем рваться к Сталину, определись, в своем ли ты прошлом? А то может получиться неудобно…

«Интересная какая программка, — размышлял Николай Быстров, рассматривая экран монитора, — даже как-то сразу не поймешь, для чего служит…»

Окно программы в самом деле было непонятным. Стандартный виндоусовский прямоугольник с красным крестиком в правом верхнем углу. Темно-рыжий фон, вызывающий ассоциации с заржавленной стальной пластиной. На фоне — окна и кнопки. И — ни одной надписи. Россыпь маленьких квадратиков-окошек, в темно-желтых, латунных рамках. В них — яркие цифры на густом черном фоне. У каждого — такие же латунные кнопки, от одной до трех. На кнопках — символы: стрелки в разнообразных направлениях, звездочки, геометрические фигурки. В верхних углах — два верньера, установленных на ноль.

В центре окна — четыре квадрата побольше с горящими желтыми цифрами, в каждом по два.

22-06-19-41.

И четыре кнопки со стрелками вверх-вниз-вправо-влево.

Больше всего окошко напоминало заставку какой-то занимательной компьютерной игрушки, чем и привлекло внимание Николая, любившего потратить пару часов за чем-то вроде «Метро-2», «Call of Duty», «Return to Castle Wolfenstein»… Вторая мировая вообще была коньком Николая.

«Интересно, что за игрушка? Названия нет…»

Была бы возможность спросить у соседа, Николай не преминул бы ею воспользоваться. Однако разговаривать с покойниками он не умел.

Сосед, чьего имени Николай даже не знал, несмотря на то, что тот жил в квартире уже больше года, отличался редкостной нелюдимостью. Высокий, худощавый старик, с прямо-таки ввалившимися щеками, всегда прямой, как клинок, в широкополой шляпе, в сером строгом костюме, он выходил из квартиры только за покупками и иногда — очень редко прогуливался вокруг дома. Кто он такой, не знали даже всеведущие бабки на лавочке у подъезда. Явственно военная выправка, скрытность и окружающая тайна делали его в умах окружающих сотрудником всех известных спецслужб — от ГРУ до НКВД — и ветераном чуть ли не всех войн второй половины двадцатого века. Даже Второй Мировой, хотя в этом Николай на сто процентов был уверен — неправда. Старику на вид было лет семьдесят, не больше. Молод.

Сегодня утром хозяйка квартиры, по совместительству тетка Николая, пришла за очередной платой за месяц — Старик платил аккуратно и в срок. У стола, на котором тихо гудел компьютер, лежало тело Старика. Сердечный приступ. Судя по следам — разбитой посуде, сбитому половику, упавшему стулу — прихватило его на кухне, однако вместо того, чтобы вызвать «скорую» — телефон стоял на тумбочке у кровати — Старик пополз к компьютеру. Не дополз.

Уже вызванные врачи забрали тело, приходила и осмотрела место происшествия милиция, не нашедшая ничего интересного, Николай стоял на лестничной площадке, курил, глядя на поднявшуюся суматоху — а что? Сегодня выходной — тетка уже защелкала было замками, как вдруг вспомнила:

— Коленька, совсем забыла. Вот ключи, сходи, пожалуйста, выключи компутер и так, посмотри, не осталось ли чего включенным. Газ там или еще чего.

«Компутеров», как технику сложную, тетка немного побаивалась. «Нажмешь не на ту кнопку — и ядерный взрыв». А Николаю в этом вопросе вполне доверяла — фирма по продаже компьютеров, в которой он трудился менеджером, тетке была прекрасно известна.

Прежде, чем все обесточить — когда еще такой случай выпадет, раскрыть тайну загадочного Старика? — Николай осторожно осмотрел квартиру. Заглянул в ванную, кладовку, приоткрыл шкаф. Ничего интересного, ни скелетов, ни окровавленных ножей. В шкафу висели несколько одинаковых костюмов, даже без наград.

А вот компьютер был необычным. Николай не смог понять, какой он марки, как впрочем, и определить марку монитора, клавиатуры, даже мыши. Никаких опознавательных знаков, серийных номеров, и прочего он нигде не увидел.

Зачем, собственно, старику мог понадобиться компьютер, было совершенно непонятно, но, судя по всему, он проводил за ним много времени: вытерлись клавиши клавиатуры, мышь лоснилась там, где ее сжимали пальцы. К тому же перед столом стояло роскошное мягкое кресло, с высокой спинкой и широкими подлокотниками.