Вадим Астанин - Час до полуночи

Капитан Суходольский подошёл к остановленной им машине со стороны водителя, дождался, когда нарушитель опустит стекло, вытащил из кобуры табельное оружие и прострелил спидрейсеру голову.

Зачем он это сделал?

Когда Новогрудова выперли с работы, он залёг дома, как медведь в берлоге и принялся читать книги, прерываясь на еду, сон, вылазки в магазины и отправление естественных надобностей. Книг у него было много, неимоверно много. Переезжая от родителей в новоприобретённую квартиру, Новогрудов перетащил к себе всю семейно-домашнюю библиотеку, а её набралось на две трети советской мебельной стенки «Карьяла». Его книги заполняли стеночный книжный шкаф, антресоль и подшкафную тумбу. Открытые полки занимали книги, купленные его отцом, в бытность молодым человеком весьма увлекавшимся чтением. Постарев, отец уже ничего не читал, кроме газет и тощих журнальчиков мистической и околонаучной направленности. Начитавшись этой мутной и депрессивно-разлагающей макулатуры, отец подолгу терроризировал домочадцев пространными рассуждениями о загробной жизни, посмертном существовании духов, пещерных лазах в адскую бездну, неопознанном летающем хламе и уродливых пришельцах, озабоченных охотой на земных красавиц с неблаговидной целью — для принудительного межвидового скрещивания. Отдельной строкой в печатном каталоге отцовских предпочтений значилась газета «Советская Россия», от которой недалеко было и до газеты «Завтра», но эти издания отец просматривал с брезгливой усмешечкой, хотя и признавал уголовную ответственность так называемых «дерьмократов» в развале Советского Союза. Свою детскую малосознательную и взрослую сознательную биографию отец трудился сначала в колхозе, потом грузчиком на перевалочной зерно-мучной базе хлебокомбината и под конец мастером лущильно-дробильного цеха на местном фанерном комбинате. Комбинат строился в 60-х годах методом комсомольско-молодёжной стройки и выпускал несколько видов фанеры: от тонкой трёхмилиметровой до толстой полуторасантиметровой и сортовой, качественной и экологически чистой, отшлифованной до почти зеркального блеска. Сортовая продукция фанерного комбината вся уходила на экспорт — в соседнюю капиталистическую Финляндию. Финны — родственники отца (в широком смысле) по финно-угорской языковой группе народов жили не в пример лучше двоюродных советских соседей — сытно, богато, благоустроенно.

Комбинат оставался государственным до середины 90-х, пригвождённых в нулевых хлёстким термином «лихие», чтобы в 97 быть приватизированным неким московским ООО «ФинансФанГрупп», организованным на паях с анонимными австрийскими гешефтмахерами, прикрывающимися ничего не говорящим постсоветскому уху зубодробительным сочетанием букв и букофф заграничного алфавита «ХренЧегоЭтоНаДелеОзначает, Гмбх». От перемены собственника трудящемуся люду канифольней не стало. Рабочих часов прибавилось, а зарплаты уменьшилось. Старого, советского директора, зубра-производственника, знавшего весь производственный цикл как собственные двадцать пальцев (ибо начинал он свой трудовой путь с азов подсобного рабочего) отправили на пенсию. Правда, с почётом и уважением — наградили Грамотой за подписью Главы субъекта Российской Федерации и Председателя республиканского парламента и присвоили звание Почётного гражданина района. Директор выступил на общем собрании с ответной речью — он говорил долго и волнительно, смущенно улыбался — но в перерывах между славословием и благодарностью сидящим в первых рядах было видно как играют и перекатываются желваки на его скулах. И как смотрит он в зал — жестким, прищуренным взглядом всё понимающего и ничего не прощающего человека. Директор — боец-организатор по натуре недолго оставался на пенсии. Верный коммунистическим идеалам и заветам юности он продолжил классовую борьбу с нарождающимся в стране рыночным капитализмом и достиг в ней определённых высот, став первым секретарём Рескома КПРФ и заместителем председателя республиканского правления ФНПР. Совмещая эти две должности, бывший директор обзавёлся черным представительским джипом «Тойота ЛендКрузер Прадо» и недвижимой собственностью в Греции, Испании и на Кипре. Видом и повадками он теперь никак не отличался от тех, кто вышвырнул его из директорского кабинета. Несмотря на идеологическую пропасть, он мило общался с ними, обедал с ними в ресторанах, обсуждал с ними совместные проекты, зависал с ними в саунах, выезжал с ними на охоту, однако всё так же играли желваки на скулах и взгляд был жесткий — с прищуром — как будто смотрел директор на визави сквозь прорезь автоматного прицела. Так что наблюдательным собеседникам сразу становилось понятно — ничего не забыто, ничего не прощено. Дай только время. И мерзкий холодок безотчётного ужаса поднимал на хребтах наблюдательных собеседников редкие волоски. А что поделать? — атавизм, доставшийся нам по наследству. Наследие животной сути гомо сапиенса.

Новогрудов учился в педагогическом институте (куда же без высшего образования) на историко-этнографическом факультете, но по специальности, учитель истории и обществоведения, не проработал ни дня. Тогда, в 89, в вузах ещё сохранялись правила государственного распределения выпускников, и он получил направление в самою глухую точку республики, отделённую от культурных центров на сотни километров непроходимой тайгой, болотами и разбитыми лежнёвками, недоступными летом для любых видов транспорта, кроме вездеходов геологов и Охраны лесного хозяйства. Место, где он должен был провести следующие три года молодой жизни, соединялось с цивилизацией посредством самолёта «АН-2» выполняющего рейсы «медвежий угол» — «столица автономии» раз в неделю. Понятно, что в никакое «старинное поселение, основанное в 1578 году от Рождества Христова у Полярного круга выходцами с низовий северной реки» он не полетел, найдя себе достойное занятие по месту постоянной прописки, через хорошую знакомую матери, служившую начальником отдела занятости в райисполкоме. Страна потеряла молодого специалиста-учителя, но зато приобрела перспективного совработника, специалиста 2 разряда в районный отдел народного образования.

Из райисполкома (переименованного после бесславно закончившегося «августовского путча» и последующего роспуска Союза Советских Социалистических Республик (создан в 1922 году) главами трёх славянских государств, встретившихся в Беловежской пуще за круглым столом переговоров (под мелодичный перезвон хрустальных бокалов)) — в районную администрацию, он перешагнул в кресло управляющего Центром занятости. Имея за плечами стаж и второе высшее образование, полученное им в республиканском филиале Академии государственной службы при Президенте Российской Федерации он вполне справедливо рассчитывал на поступательный карьерный рост. Однако. Благоприятному развитию его карьеры помешал неблаговидный поступок главного бухгалтера, сумевшего обмануть молодое российское государство и безработных на очень крупную сумму бюджетных денег. Хотя в этом уголовно наказуемом деянии он лично не участвовал, однако был вынужден разорвать трудовой контракт досрочно, по собственному желанию, чтобы не быть уволенным по причине утраты доверия.