Александр Лукьянов - Чёрная Пешка

Лунин до острой боли в сердце чувствовал всю безвыходность положения хонтийцев. Ему показалось, что самое страшное было даже не в предстоящем убийстве, а в унизительной подготовке к нему и в жутком ожидании. Холодная земля, холодные стены.

К краю оврага подошел невысокий толстячок в очках. Корвет-лейтенант указал хлыстиком ему на нос:

-Снять очки.

И внезапно толстячок усмехнулся:

-Тогда я не увижу самого интересного.

Лунину стало жутко. Офицер рассмеялся, повернулся к морпехам, перевёл. Те тоже захохотали.

-Вы есть молодец, клянусь. Это есть хорошо, поверьте. Но очки надо снимать.

Другой, с виду фермер, с черной шерстью на груди под разорванной рубахой, проблеял:

-Я хочу рассказать!

Корвет-лейтенант Дададай Хо удивлённо поднял уцелевшую бровь. А крестьянин понёс чушь:

-Тут недалеко, между речкой и болотом, в кустах... Бандиты напали на машину министерства финансов. Охрана машины закопала много золота. Монеты...

Офицер хлопнул фермера по плечу:

-Это есть хорошо. Земля надо удобрять её. А ты к месту встань.

Десантники, не спеша, прицелились. Остальные наблюдали, спокойно покуривая сигареты.

-Делайте. -раздался приказ офицера. Рассыпался трескучий залп. Послышались предсмертные стоны, затем все стихло. Тела повалились в овраг.

-Следующий десяток! Быстро!

Посыпались удары прикладами автоматических карабинов, уколы штыками в ягодицы.

Мрачный лохматый хонтиец с тупым, равнодушным лицом подошел к краю оврага. Расставил широко и основательно устойчиво кривые ноги с огромными плоскими ступнями. Офицер и артиллерист встали рядом, офицер крикнул:

-Слава хонтийскому оружию! Мы победим!

Улыбчивый морпех, щелкая затвором попросил:

-Кричать нет, не надо.

Залп ударил в уши, Лунин вздрогнул. Грузными сырыми тушами хонтийцы рухнули в овраг. У расстрелянных дергались в судорогах руки и ноги.

Десантник, ворочая в углу рта тлеющую сигарету, ударами кулака по спинам пленников равнодушно отсчитывал очередной десяток. Хонтийцы выстроились на краю промоины. Некоторые из смертников смотрели на имперцев, другие поворачивались к палачам напряженными спинами в ожидании смерти. Где-то под стеной застрекотала кинокамера.

-Восемь, девять, десять. Все. Готовсь! Огонь!- командовал офицер.

На краю оврага остался лежать подросток в больничной в пижаме. Он был еще жив и царапал глину скрюченными пальцами.

Десантник прицелился в голову.

-Отставить!- скомандовал Дададай Хо. Офицер без спешки приблизился к раненому и столкнул его сапогом в могилу. Парень пытался ухватиться за осыпающийся край промоины, а потом исчез в глубине. Двое морпехов сапёрными лопатками споро копали землю, забрасывали дымящиеся лужицы крови на краю овражка.

В следующей десятке оказался жрец. Он едва нёс своё грузное тело на трясущихся ножках и бормотал:

-Благо Света Мирового, слава Света Мирового...

У самого края жрец упал на колени:

-Воины, не подымайте руки на слугу богов...

-Дать ему сапогом в корму? -задумчиво спросил на эм-до кто-то из матросов.

-Да пусть его. -ответил курящий сменщик. –Просто так шлёпни. Священник всё-таки…

Юный хонтийский ополченец с забинтованной грудью (по бинту расплывалось красное пятно) с трудом сложил руки на груди, набычился и гордо бросил:

-Не солдаты вы, а мразь, бандиты морские. Такое шлюхино отродье, когда утонет, даже рыбы жрать брезгуют. А тебя, морда горелая, радиоактивная, наши ребята в следующий раз ещё не так поджарят.

Плюнул корвет-лейтенанту на сапог. Тот пожал плечами, ткнул в рот ополченцу пистолет и, дробя сжатые зубы, выстрелил снизу. Ополченец, коротко дернув головой, рухнул навзничь. Молодое тело задергалось крепкими мускулами. Дададай Хо старательно вытер сапог о чистую сторону бинта.

После четвертого десятка корвет-лейтенант перестал смотреть в лица истребляемых, слушать их вскрики и стоны. Сигаретный и пороховой дым,сырой туман. Мелькали тела, дёргались в смертных судорогах. Раненые ползали, плакали. Корвет-лейтенант равнодушно молчал, смотрел, курил. Трупы с мотающимися руками и ногами скатывались вниз, исчезали. А к овражку гнали и гнали живых, от смертного ужаса испражняющихся в белье, потеющих ручьями.

Калек с костылями и ополченцев скинули в овраг живыми. Мужчин больше не оставалось. Пришла очередь женщин.

Работница средних лет прошла, прихрамывая, спокойно осенила себя и соседей благословляющим жестом и стала под прицел. Полногрудая круглозадая дама с высокой прической осторожно ступала по холодной липкой слизи. Сказала непонятно кому обиженным детским голосом:

-Не хочу...

Стало тихо. Лунину показалось, что сейчас засопевшие десантники отведут женщину в сторону, кинутся, схватят, сдавят. Но офицер спокойно выстрелил ей в висок, сорвав разрывной пулей верх черепа с пышной прической.

Трупы в овражке громоздились друг на друга. От них ручейками текла кровь. А Лунин видел ярко-алую реку. Туман покраснел и пах кровью. Морпехи - тоже в красном. И орудуют топорами, а не винтовками. Рубят, рубят, рубят. Хряскают под железом мясо и кости... Всеслав закрыл глаза.

Но в уши лезли треск выстрелов, вскрики и стоны, плач заживо погребаемых.

-Следующие, выходи!

Наконец кровавая работа завершилась. Стих стрёкот кинокамеры. Матросы забросили карабины за плечи, отошли в сторону, достали сигареты, флягу, колбасу. Они курили, разливали спиртное в пластиковые стаканчики, пили и закусывали.

Не стрелявшие десантники приблизились было к оврагу, но по приказу офицера тут же поспешно отпрянули. Из кустов с хрустом выломился матрос с нелепыми пузатыми оранжевыми баллонами за спиной и черным шлангом в руках. Огнеметчик сердито рявкнул на замешкавшихся морпехов, пощелкал рычажками, направил сипло гудящую жирную струю пламени в овраг.

Черный дым столбом поднялся вверх. Офицер помахал ладонью перед носом, приложил к лицу платок и поспешно удалился. Матросы построились, зашагали следом.

Прогрессоры молча смотрели друг на друга.

Саракш, Лазурная дуга

Борт субмарины "Единорог", Островная империя

05 часов 20 минут, 4-го дня 1-ой недели Синего месяца, 9590 года от Озарения

Два офицера имперского флота стояли, не замечая легкой качки, на ровном овальном мостике башни, огороженной легкими металлическими перилами, У переднего конца площадки, почти у самых перил, белая башня круто уходила вниз, в воду. Легкие волны касались копыт вставшего на дыбы единорога, искусно выведенного синей краской. Позади площадки на протяжении двадцати пяти саженей башня полого спускалась к воде, подобно спине великана-кашалота. Там поднималась задняя (малая) башня. Сбегавшие волны порой открывали еще на несколько саженей пологую спину субмарины, показывая, что она тянется под водой и далее.