Бодхи - Твердые реки, мраморный ветер

Их взгляды встретились, и снова приступ вязкой скованности обрушился на Андрея, и снова пришлось встряхнуться и сбросить это наваждение, и тогда осталась просто симпатия – чистая и радостная, как ласкучий щен.

Когда свора ребят, снявшись с места в одно мгновенье, свалилась лавиной с лестницы вниз, Андрей подошел к Йолке и сел рядом с девушкой, снова преодолев приступ застенчивости.

– Интересно, что они подумали обо мне, каким я им показался – старым, заторможенным и забитым?

– Так ты бы спросил.

И снова прямой взгляд глаза в глаза. Какие у нее охуенские глаза…

– Спрошу.

Пришлось снова устранять неловкость, теперь уже от того, что он просто сидит и смотрит на нее, и спазматически хочется о чем-то говорить, чтобы не было паузы, чтобы как-то разбавить этот неожиданно интимный и пронизывающий обмен взглядами. Два раза рот Андрея уже приоткрывался, и каждый раз он закрывал его снова.

– Как тебя зовут?

Даже такой простой вопрос ему было непросто задать, и он понял, что проигрывает борьбу с этой неприятной и парализующей, липкой влюбленностью, которая раньше казалась ему верхом счастья и полноты жизни, и поэтому сейчас он чувствовал себя словно на вершине скользкой ледяной горки – стоит ступить чуть вниз, и дальше уже несет и тянет неудержимо, как ни барахтайся всеми четырьмя лапами. Так и сейчас – автоматизм интерпретации такой влюбленности как чего-то крайне привлекательного парализовал его попытки воспрепятствовать этому, и когда он понял, что неудержимо соскальзывает дальше, возникло упорство и желание не превращать эту историю в банальную семейственность, вслед за которой тут же придут ревность, скука, желание обладания и прочие психопатии. Необходимо преодолеть эту хрень любой ценой! Это так похоже на проблемы с белками-прионами, о которых он прочел только вчера! Стоит только одному больному приону попасть в организм человека, как остальные – здоровые белки-прионы – приходя в контакт с ним начинают принимать болезненную форму, слипаются и начинают убивать другие прионы, пока весь организм не погибнет – комки слипшихся прионов заполняют клетки мозга и наступает смерть. И если такие больные прионы вызывают коровье бешенство, то болезнь, поражающая человека в результате такой патологической влюбленности, также является своего рода бешенством – человек теряет и здравый смысл, и способность испытывать полноту жизни, и ОзВ, у него исчезают все интересы – всё пожирается ядовитым соединением жажды обладания вниманием, ревностью, желанием производить впечатление и всего сопутствующего, и в конце концов его личность полностью распадается, и порой – навсегда, так как в тяжелых формах это бешенство приводит к тому, что ты хочешь даже чтобы эта девушка умерла, чтобы только не быть свободной от тебя, и возникают желание убийства, ненависть к ней и ко всем тем, кто ей интересен – такие тяжелые отравления можно излечить только приложением всех сил, всей своей воли, а кто способен на это? Кто тренировался в устранении НЭ и тупости? У кого есть, таким образом, иммунитет? Да практически ни у кого.

– Майя.

Снова прямой взгляд глаза в глаза, и этот ее взгляд и успокаивал и ободрял, помогая ему собраться, мобилизоваться против липкой сентиментальной гнили. И снова ничего не хотелось говорить, а просто смотреть в ее глаза.

Внизу послышался нарастающий шум, и спустя минуту в комнату ввалилась всё та же свора щенков, втаскивая за собой, как маленькие муравьи тащат большого, мужчину среднего роста лет сорока. Судя по тому, как он обменялся взглядами с Йолкой и Майей, Андрей понял, что они были знакомы. Удивило то, что на Андрея он вовсе и не взглянул, словно его и не существовало!

– Кто он? – Шепотом спросил он у Майи, и по ее взгляду понял, что ответа не будет.

Пришедший мужчина сел в углу, прислонившись к стенке, и так и не произнес ни слова, теребя волосы на головах двух или трех пупсов, завалившихся на него. Его повадки были… незрелищные, что-ли, лишенные той обычной поверхностной каши из микрожестов и мимики, что присутствует почти у каждого. Он был наполнен глубокой уверенностью в себе, и движения его были скупые, простые и в то же время не простецкие. Глядя на то, как он гладит пацана по голове, Андрей почувствовал, словно эта уверенность и спокойствие переливается в него самого. Повадки сильного зверя, в котором собранность и расслабленность сочетается с взрывной готовностью к броску.

– А скажи, – обратился к Андрею мальчик, чью голову теребил мужчина, лет девяти, с такими удивительно эротичными ляжками, коленками и лапками, что взгляд Андрея невольно ухватился за них и никак не хотел отрываться. – Как бы ты отнесся к человеку, который не имея медицинского образования использовал для лечения доверившихся ему больных людей некий материал, токсичность которого ему самому неизвестна. После этого он опубликовал имена этих пациентов безо всякого их согласия и подробности их болезни. В процессе лечения людям были сделаны инъекции смертельно опасных микробов без какого-либо предварительного испытания на животных. Ну и некоторые из его пациентов умерли. Что бы ты сказал о таком человеке?

– Псих! – Вырвалось у Андрея прежде, чем он успел подумать.

– То есть ты бы такого человека предал суду и рекомендовал бы приговорить его к пожизненному заключению? – Утвердительной интонацией продолжил свой вопрос мальчик.

Андрей снова испытал странно-тянущее чувство – мелкий девятилетний пупс с девственно-нежными ножками и таким же взглядом задает ему вопрос, которого ну никак нельзя было от него ожидать. Это похоже на викторину, где взрослые заставляют детей вызубривать сложные фразы, и затем смеются над ними и умиляются, как полные идиоты. Но тут викториной и не пахло. Необычно было смотреть в эти совершенно детские глаза и понимать, что мальчик не просто оттарабанивает заученную фразу, а вполне понимает ее смысл, и хуже того – понимает ее, чего доброго, и получше самого Андрея, иначе зачем бы вообще был этот вопрос?

– Да, я бы предложил поступить именно так, – после минутной паузы все же согласился Андрей, так и не найдя подвоха.

– Клёво! – Засмеялся пацан. – Только что ты засадил пожизненно Луи Пастера, который, проведя такую безумную акцию, подтвердил то, что нашел спасение от бешенства.

– А…:).

Андрей улыбнулся. Да, поймали его на простую наживку.

– Я не учел, что это событие могло происходить в прошлом, и что подвергнутые такой операции люди были обречены на смерть.

– И ты всегда, читая историю и оценивая людей, отдаешь себе отчет в том, что в каждом времени и в каждом обществе в этом времени – своя мораль, причем далеко не единая во всех слоях общества, и что глупо судить людей прошлого по теперешним меркам? Ты отдаешь себе отчет в том, что в одном социальном окружении превозносится то, что в соседнем порицается как гнусный порок? И то, что, не встав на место того человека в том окружении, в котором он вырос, с теми представлениями о чести, долге и справедливости, которые он механически – как и все остальные люди во всех обществах и временах – перенял от других людей, мы даже приблизительно не может оценить – насколько тот человек был хорош или плох для своей эпохи и своего общества?