Александр Розов - Чужая в чужом море

— А что в итоге? – перебила мисс Ренселлер.

— В итоге – экономия самого ценного ресурса: человеческого. Этот ресурс может быть применен для гораздо более продуктивных целей, чем стояние за ткацким станком.

— В основном этот ресурс применяется для безделья, — заметила она, — для идиотских развлечений, пьянства, разврата и других видов порочного поведения.

— Не буду придираться к словам, — ответил Наллэ, — Да, 90 процентов высвобожденного ресурса используется на всякую всячину, которая доставляет человеку удовольствие, и только. Но тех 10 процентов, которые используются продуктивно, более, чем досточно для экспоненциального прогресса. Я думаю, это разумное распределение времени. Тем более, не надо забывать: какой бы ерундой человек не занимался, его мозг непрерывно работает, и в любой момент может породить мысль, стоящую миллионы фунтов.

— Ваш мозг, возможно, — согласился викарий, — а вот их мозг (он кивнул головой в сторону публики, развлекающейся у костров на площади) вряд ли.

Лейтенант Вэнфан со стуком поставил на стол свою чашечку.

— Я не хочу быть грубым, мистер Джордан, но там двое моих парней, которые спасли больше человеческих жизней, чем вы съели гамбургеров.

— Простите, я совершенно не имел в виду ваших солдат. Я говорю о туземцах.

— Африканцы уж точно не глупее, чем юро или янки, — заметил Наллэ, — Им не хватает образования, но это дело поправимое.

— Я говорю не об интеллекте, а о личных качествах, — уточнил священник.

— А если говорить о личных качествах, — ответил лейтенант, — то лучше, если мою спину защищает простой туземец, а не выпускник католического колледжа из вашей страны, у которого мозги завалены всяким мусором так, что мысли буксуют в извилинах.

Викарий поднял руки в примирительном жесте.

— Еще раз простите, я говорил не о таких качествах, как решительность и верность в ее солдатском смысле, а о тех социальных качествах, которые отличают цивилизованного человека от, извините, дикаря. Поверьте, я очень хорошо отношусь к туземцам. Именно поэтому меня беспокоит, что вы дали им то, что по выражению мистера Шуанга, создает продукты практически без трудозатрат.

Лейтенант пожал плечами, закурил сигарету и сообщил:

— Что–то у вас странное с логикой. Если вы хорошо относитесь к местным ребятам, то почему вы недовольны тем, что они будут есть досыта?

— Я рад, что они не голодают, но меня беспокоит вот что. Они получили от вас изобилие, как готовый продукт цивилизации. При этом, вы не дали им пройти путь по которому к этому изобилию пришли цивилизованные народы.

— А зачем по второму разу изобретать электричество? – удивился Нонг, — Какой смысл давать этим ребятам кремневое ружье, если есть автоматическая винтовка?

Лейтенант хлопнул ладонью по своему оружию, лежащему на табуретке справа от него.

Эстер всегда испытывала чувство тревоги, когда кто–то апеллировал к оружию, как к аргументу. Она понимала, что Вэнфан не имел в виду угрозу (ясно, что оружие было в данном случае просто самым близким ему примером современной технологии), но все равно ей стало как–то неуютно на террасе. «Я пойду, сделаю чай», — сказала она, и чуть–чуть слишком быстро отправилась в дом… Fare–duro. На меганезийском лингва–франко это значит «каторжная тюрьма». Такое название было одной из странных шуток Наллэ Шуанга, а сам Наллэ — самым странным из всех меганезийцев (при том, что на ее взгляд, они все были несколько странными). Когда улетели команданте Хена и Ллаки, а Эстер, чувствуя себя уже более–менее здоровой, вернулась из медицинской палатки в миссию, что–то пошло не так. Отношения с мисс Ренселлер и с викарием Джорданом почему–то стали натянутыми. С другой стороны, четверка военных инструкторов, прилетевшая на смену команданте, наоборот демонстрировала прямо–таки дружеское участие. Видимо, Хена что–то такое сказал лейтенанту Вэнфану, и на следующий же день военфельдшер Керк (колоритный верзила скандинавского типа) и сержант Уфти (чернокожий и гибкий, как профессиональный танцор) затормозили рядом с ней на армейском трицикле, и без предисловий предложили: «Поедем в Кумбва, развеетесь, заодно и купите что–нибудь». Она засомневалась – после той жуткой истории, она испытывала страх оказаться вне деревни, одной с мужчинами, — но тут появилась Мзини, местная девчонка, ровесница Ллаки, и со словами «А мне тоже в город», полезла в машину. И Эстер последовала ее примеру. Чутью местных жителей на опасность она научилась доверять.

После возвращении из Кумбва, ее ждал Очень Серьезный Разговор с мисс Ренселлер и викарием Джорданом. «Меганезийские солдаты — те же дикари, что и туземные негры, — сказала Мэрлин, — Ты и так неделю жила в солдатском борделе, а сейчас тебе бы лучше использовать шанс вернуться к цивилизации». От стыда, Эстер чуть сквозь землю не провалилась. Обстановка в шатре для выздоравливающих раненых была, конечно же, далека от норм нравственности — местные молодые женщины появлялись там каждый вечер и происходили откровенные сцены, от которых, впрочем, Эстер была отгорожена занавеской (этот суррогат приватности сделал команданте Хена, в тот день, когда Эстер стала «клиенткой» дока Нги). Отсутствие воспитания и безответственность отношений между полами – да, было, но при чем тут «солдатский бордель»? Приехавшие военспецы сразу же, едва выйдя из самолета, начали вести себя в этом смысле точно так же. Но при всей откровенности этих шлепков по ягодицам и тому подобных выходок, здесь трудно было усмотреть что–то кроме отсутствия элементарной культуры. Эстер пыталась найти поддержку у викария: «Джо, может быть, меганезийцы просто отличаются от нас, но не плохие? Вы же сами всегда говорили о туземцах, что некоторые вещи они делают не со зла, а от непонимания …». Джордан перебил: «Понимаешь, Эстер, туземцы – это одно, а меганезийцы – другое. То, что простительно дикарю, непростительно выходцу из страны, где уровень образования и благосостояния, почти такой же, как в цивилизованном мире».

Вот и поговорили… В миссии к этому времени уже оставались только викарий Джордан, старшая сестра Ренселлер и Эстер. Фельдшер миссии как–то незаметно уехал. Электрик Виллем переселился к даме сердца (35–летней тете Онго — толстой, веселой и умевшей хорошо готовить). Он с удовольствием возился с троими ее детьми и просто с местной детворой — учил их основам математики, механики и информатики. Он попросил – и военные инструкторы привезли три десятка дешевых ноутбуков «Taete» (производства скандально–знаменитой фирмы «Fiji–Drive»), и еще всякую всячину для базовых школ англоязычных секторов Меганезии. Виллем в разговоре с Эстер как–то раз обмолвился: