Владислав Былинский - Конструктор сущностей
Богун объявил о старте забега ради жизни: вырвалось у него нечаянно. С губ слетело. Как и следовало ожидать, дочка помчалась вперед со всей доступной ей прытью. Богун занял промежуточную позицию, стараясь не отстать от ребенка и вместе с тем не слишком отрываться от возмущенной супруги. По асфальту топать было веселее, мир восстановился, и они подкатили к месту сбора почти в назначенный срок.
С тыльной стороны памятника собралось человек тридцать; многих он знал. Выяснилось, что автобус запаздывает. Никто не обнаруживал своего знакомства с ним: так было условленно. Он наскоро объявил о своем твердом и окончательном решении остаться. Он должен отправить их вдвоем, самих, без подневольного отца-супруга, поскольку подневольному внезапно навешали горящих хвостов… дочь округлила глаза -- представила себе… навалили разных срочных дел и незавершенок. Он мотивировал свое решение делами, ремонтом да нежеланием вникать в проблемы тестя, который эти самые проблемы словно бы коллекционировал и в охотку взваливал на зятя; жена, вполне разделявшая опасения Богуна, все же неодобрительно морщилась ввиду столь откровенного попрания сыновних обязанностей. Она ненавязчиво поинтересовалась, как зовут дела его и не блондинка ли; упоминание о ремонте отразилось в ее глазах отсветом каких-то очень интимных надежд; финансовые проблемы никто не затрагивал. Все было ясно без слов. Теперь, наверное, нам хватит и на проживание, и на покупки, -- думала она, убеждая себя в разумности его решения. Теперь пусть сам выкручивается как знает: в доме -- шаром покати.
Против ожидания, дочка тоже не стала расстраиваться. Мыслями она уже была в дороге, а временное отсутствие папы являлось привычным и понятным обстоятельством, связанным с его важной, замечательной работой. Папа защищал всех детей и взрослых от колдунов, чертей замогильных и горьких пьяниц. Молодец какой па! Его задержка позволит ему спасти кого-нибудь. Обнаружение Мутаций и Общий Надзор -- эти слова всегда пишутся с заглавной буквы -- никогда не даст в обиду маленьких детей. Отлучки папы являлись неизбежным злом, которое, в конце концов, всегда изгоняется веселым шумным возвращением, подарками, маленьким праздником воссоединения семьи. Такая уж нелепая у него судьба, у этого глупого папы.
Автобус вкатился на площадь на полной скорости, -- светофоры еще сонно мигали желтыми глазами, да и движения почти не было, -- и тут же все начали прощаться. Богун не стал дожидаться отправления. Он решительно ни о чем не беспокоился: все, что нужно, уже было продумано и выполнено. Кивнул в ответ на отсылающие жесты и таким же манером -- по трассе -- двинулся назад. Не хотелось, чтобы жена разглядела в его глазах что-нибудь не то. Все образуется, дайте время. Незачем рисковать близкими людьми. Там, на континенте, они будут в безопасности.
Нужно отстроиться от всего этого. Сделать над собой усилие. Все идет по плану. Не забыть хотя бы Бетховена ей отослать. То-то радости будет… Смотри-ка, троллейбус попутный случился, только что из парка. Подбежав, втиснулся он в скопище лесовиков и рыбарей, хмурых граждан в сапогах и штормовках, и за несколько минут домчался по пустынной трассе до микрорайона, где вместе с клюющей носами всенощной молодежью вышел из троллейбуса прямо во широко поле.
Дома он взглянул на будильник. Всего лишь полшестого; каждое утро упускаю я драгоценную красоту; нет, дела обождут! одеться, обуться -- и вперед, вдогонку за грибниками! Он заглянул на кухню в надежде обнаружить немного кофе. Немного кофе пришлось бы очень ко времени; только увольте меня от яичницы продрогшей -- никогда и ни за что! Я себе потом суп сварганю. Я не так-то прост и ценю услады холостяцкие… сколько же их здесь, мотыльков залетных?!
Богун сразу же углядел с дюжину вихрящихся в воздухе крылатых существ. Затем обнаружил еще: по углам они прятались, внизу у ног его кружились, от их нервного трепыхания рябило в глазах. Он схватил кухонное полотенце и принялся выгонять бабочек в окно; он не заметил, чтобы они выгонялись, однако бабочек не стало вдруг. Совсем не стало. Будто растаяли они. Мимикрия?..
Все живое умеет маскироваться и друг дружку надувать. Теперь бабочки расположились в прихожей. На мебели, на стенах и потолке. Но не как попало, а в строгом соответствии с ранжиром. Вокруг каждой заметной особи пристроилось несколько мелких подхалимчиков. Заметные особи, в свою очередь, базировались неподалеку от вождей -- немногочисленных бабочек-гигантов, которые серыми пятнами обозначали узлы наметившейся крупноячеистой сети, регулярного узора, напомнившего Богуну срез живой ткани под сильным увеличением. Он пожал плечами: шизунец продолжался. Это, по-видимому, совершенно неизбежно в его положении. Неприятно, конечно… Замерев, всматривался он в шевеление на стенах и потолке. Самцы и самки, -- решил он вдруг. Те, что сидят и размышляют, самцы; а которые локтями работают -- самочки… или наоборот. Но наоборот -- это вряд ли! -- возмутилась его мужская суть. Сразу видно: центральные сидят где нужно и о деле думают; а эти, мелкота, язычками чешут, друг дружку подкусывают, совсем как в жизни… Мысль эта, ввиду недосыпа, показалась ему глубокой и в чем-то коренной. Он пришел в восторг от неожиданного выявления столь общего признака, разделяющего "инь" и "ян", и немедленно распространил идею на другие объекты мироздания. Действительно: неподвижные, как аксакалы, ядра атомов, а вокруг -- взаимодействующие облака контактных силовых полей, сонм отталкивающих друг друга частичек. На гарем смахивает. Или -- солнце, крепко держащее в гравитационной узде подчиненные планеты. Опять гарем, надо же! Словом, повсюду дуализм и противоположность полов. Везде явная диспропорция, даже у бабочек этих странных. Одни мы с тобою что-то слишком уж замоногамились, -- сказал он своему отражению в зеркале. Отражение кисло усмехнулось и солидарно подмигнуло ему.
– - Несправедливость! -- сообщил он двойнику. -- Нужно учится у природы. Раскрепощаться нужно.
– - Это исправимо, -- согласились стены. -- При надлежащем тонусе, в отсутствие противопоказаний…
– - Исправимо? в отсутствие?.. Ах вы балаболки! Учить меня вздумали!
Решительно взмахнув полотенцем, Богун, агент Надзора, поднял руку на живую иллюстрацию единства и борьбы противоположностей. И обмер, недоуменно разглядывая потолок. Бабочек не было. Ни единой. Нигде.
– - Да что ж это, привиделись они мне? -- бормотал он, бегая по кухне. -- Куда эти чертовы букашки задевались? Увижу -- убью! -- пообещал он кому-то.
И тут взгляд его упал на часы. Было без пятнадцати девять.
Он постоял задумчиво, -- мысли, как и бабочки, упорхнули в даль неведомую, -- и подошел к телефону. Время воруют, -- думал он, -- из-под руки воруют. Предупредить своих? Нет, рано. Возможно, это локальные наводки. Случайный выстрел… Мысли не хотели возвращаться. Когда не нужно -- лезут, толкутся; а понадобились -- не стало вдруг. Предчувствуя недоброе, вошел он в спальню, и, на этот раз спокойно, без лишних нервов, прикрыл за собой дверь. Так и есть: сюда переметнулись. Покачиваются, сложив пластиночкой крылья. Серые волны бегут по обоям, тормозят сознание, усыпляют… Он прыгнул как тигр, и полотенце гулко шлепнуло по потолку, сметая пыль с известки. Поднялся вихрь. Воздух потемнел, полотенце пропеллером вгрызалось в живое облако. Бабочки ускользали с непостижимой быстротой. Всплеск -- будто камешком в воду -- и они исчезли. Все сразу.