Андрей Валентинов - Нуар

Тайну чехословацких паспортов Федор Липа, теперь уже майор Вермахта Теодор фон Липпе-Липский, открыл перед самой войной. В потерпевшей поражение Германии порядок несмотря ни на что оставался, а вот в новорожденной Чехословакии никаким «орднунгом» даже не пахло. Староста одного из немецких сел в Судетах охотно согласился сделать одолжение бывшему фронтовому командиру. Чешское начальство ничего не заметило.

Поведав об этом занятном случае, Теодор фон Липпе-Липский поправил монокль и коротко хохотнул:

— Всего-то и дел, Родион. Чехи! Как там их Гашек писал? «Das ganze tschechische Volk ist eine Simulantenbande». Und Narren auf den gleichen, ja.[5]

Чехословакия исчезла шесть лет назад. Турецкий паспорт поспел очень вовремя. Ричард Грай без особых проблем приезжал в небольшой город на Атлантическом побережье Африки, уезжал из него, возвращался…

— Вы давно у нас не были, мсье Грай. Гостиницы почти пусты, снимайте любой «люкс». Беженцы давно разъехались, для тех, кто возвращался во Францию, организовали специальный рейс до Марселя. В декабре последние отбыли. Тихий город стал прямо как в начале века, до первой войны. Так что поезжайте прямо в центр, где цитадель, там наш лучший отель «Южный Риц», вы только скажите шоферу…

— Благодарю. Так и сделаю.

Он приоткрыл дверь, ведущую на маленькую площадь у морского вокзала, вспомнил, сколько стоит такси, мысленно пересчитал франки в кармане пиджака — и внезапно пожалел, что не встретили, не помогли с машиной. Мысль сразу же показалась суетной, даже смешной. Не встретили, потому что не ждали. Всё как всегда — бывший штабс-капитан предпочитал тихо уходить и столь же незаметно возвращаться. Рисковать лучше одному.

Исключения, конечно, случались. Порой приходилось прятать паспорт подальше, в непромокаемый чехол. Вместо пассажирского лайнера — ненадежный катер, под ногами не трап, а неровное песчаное дно.

Ночная темень, огонек фонарика на берегу. Сигнал — короткий, длинный, короткий. Точка, тире, точка…

— Está tudo bem, — негромко проговорил я, пряча фонарик. — Seu.[6]

Сидевший у штурвала матрос невозмутимо кивнул:

— Consegui, senhor.[7]

Берег был уже рядом, в полусотне метров, но ближе не подойдешь — слишком мелко. В часы отлива вода отступает почти к самой горловине бухты. Не очень удобно даже для неприхотливых контрабандистов. Зато и полиция обходит стороной.

Мотор заглушили, и сразу стало невероятно тихо. Я невольно вздрогнул — отвык за эти часы.

— Уже приехали, дядя Рич? — деловито осведомилась &, выглядывая из-под брезентового покрывала. — Или еще поспать можно?

Отвечать я не стал. Не маленькая, сама догадается. Сейчас — вещи. Мой портфель, ее чемоданчик, два больших чемодана системы «мечта оккупанта», еще один, немного поменьше. Хлебнут морской водицы — не беда, все важное, включая документы и деньги, надежно спрятано. Водонепроницаемые чехлы, специально для такого случая, я купил в Фаро, в лавчонке у порта. В стране моряков — вещь из самых нужных.

— Готовься, будем мокнуть.

— Не хочу мокнуть! — донеслось из-под брезента. — Пусть они ближе подплывут!

Пошарив рукой, я нащупал что-то мягкое и мокрое, ухватил, потянул…

— Ну, дядя Рич, за нос не надо!

&, выскользнув из-под брезента, повертела головой, оценивая обстановку, и внезапно зашлась в кашле.

— Не намекай, — отмахнулся я. — Как по часу из воды не вылезать, так здоровенькая. А тут всего ничего — до берега прогуляться…

— Так то в бассейне, дядя! А я вправду простудилась, честно-честно!..

На сером песке — три черные фигуры. Одного я узнал сразу. Жан Марселец стоял слева, рядом с кем-то широкоплечим, в странном длиннополом плаще. Можно было идти, но опаска все-таки имелась. Все мы друзья-товарищи, пока речь не пойдет о миллионе долларов. На миг я представил, как Марселец выхватывает парабеллум — левой, откуда-то из-за спины, широко улыбается…

В первый миг вода показалась ледяной, и я заставил себя вспомнить, что сейчас весна, а мы, как ни крути, в Африке. Легче, однако, не стало. Вода доходила даже не до пояса, повыше, ботинки сразу же увязли в песке, но главным было не это, а улыбающееся лицо друга перед глазами. Марселец убивал людей с веселой усмешкой, радуясь. Я как-то не удержался, спросил. Тот смутился, даже обиделся. «Господь с тобой, Рич! Что ты говоришь?»

— Мне прыгать, дядя? — донеслось с катера. — А там очень холодно?

Я поглядел вперед, на три недвижных черных силуэта. Интересно, я бы мог застрелить Марсельца за миллион? Ответ я уже знал, и этот ответ мне очень сильно не нравился.

— Прыгать не надо, — вздохнул я. — Наклонись.

— Как? Вот так? Ай-й-й-й!.. Дядя Рич, дядя Рич, я вещи не взяла!..

Взвалив на плечо слабо сопротивляющийся тюк, я сделал первый шаг, осторожно нащупывая дно подошвой мокрых ботинок. Оно здесь неровное и опасное: ямы, занесенные песком камни, несколько притопленных лодок, какое-то старое железо. Арабы стараются сюда не заходить, ни по морю, ни сушей. Даже название дали соответствующее — то ли «Песчаная топь», то ли вообще «Погибель».

— У меня там чемодан остался, — пискнуло под ухом. — На катере. А еще у меня голова вниз…

Я едва избежал соблазна чуток приспустить тюк с плеча.

— …свисает. Это для здоровья вредно!.. А быстрее идти ты не можешь?

Хорошо еще, что свои претензии & предъявляла все-таки шепотом. Воспитательная работа дала результаты.

Одна яма мне все-таки попалась, но я вовремя сумел отдернуть ногу. Трое на берегу по-прежнему не двигались, и я начал понемногу успокаиваться. Была бы засада, ждать бы не стали. К тому же я узнал третьего, того, что стоял справа от дылды в странном плаще…

Двинулись! Марселец и дылда шагнули прямо к воде. Третий, невысокий, напротив, отступил назад.

— Скоро еще, дядя? Почему ты так медленно идешь? — заныли под ухом, и я, дабы не вступать в пререкания, слегка встряхнул груз. Правый ботинок врезался в камень, я помянул его тихим добрым словом…

— Рич, давай помогу!..

Марселец, не удержавшись, зашел по пояс, протянул руки. — Чем это ты нагрузился?

— Мешок с отрубями, — сообщил я. — Ничего, я сам.

— Давай, давай!

Жан легко перехватил негромко взвизгнувший груз.

— Я — не отруби! Мсье, не слушайте его, я — не…

…Взял на руки, кивнув в сторону берега, где у самой кромки темной воды топтался неизвестный в плаще:

— Ты, Рич, сначала с ним поговори, ему сейчас уезжать.