Сашка - Андрей Готлибович Шопперт
Фух. Кох не испугался. Вздрогнул от неожиданности, но сразу в улыбке расплылся. Нашёл. Он её нашёл.
— Аня, я тебя нашёл, — так прямо и заявил.
— Нашёл? Дурень, это я тебя нашла. Ты чего тут ходишь, орёшь на весь лес?
— Тебя искал. Переодевайся иди, и нужно в Басково выбираться. Там пролётка есть. Нас отвезёт домой.
— Чего это нас. Я никуда не собираюсь, — фыркнула кикимора.
— Перестань. Ты мне нужна. Будешь в тереме жить, питаться нормально. Зима же скоро. Замёрзнешь тут, — Сашка стоял и лыбился, разглядывая кикимору. Она опять была в своём маскхалате, опять сучки и трава в волосах, опять зелёные круги под глазами. Красота!
— Вот дурень, чего скалишься, барчук? — Анна подошла и посмотрела на перемотанную белой тряпкой ногу Сашки. — Это в тебя этот изверг стрелял? Упекут теперь на каторгу! Туда ему гаду и дорога. Он… Ладно. Чего теперь. Бог шельму метит. Что делать собираешься? Смотрю, говорить получше стал. И сам вон куда забрался. Работает моё зелье?
Сашка в этом ключе о своём прогрессе не думал. Неужели то, что он стал почти нормально говорить и то, что теперь лёгкой тросточки для ходьбы хватает — это заслуга той зелёной сгущёнки, что ему шишига давала? Да, нет! Нет лекарства от строенной двадцать первой хромосомы. Это просто тренировки его.
— А что я у тебя делать буду? — кикимора встала и почти нос в нос уставилась на Сашку. Ух, а он уже почти забыл какие красивые у неё глаза. Золотые с несколькими зеленовато-коричневыми точками.
— Жить. Я тут… Ага… Ну, я вычитал в книге рецепт лекарства от холеры. В газетах пишут, что в этом году эпидемия холеры была только на юге, а в следующем году по всей России прокатится. Мы лекарства этого наделаем и продавать будет. И людей спасём и на жизнь заработаем. — А как ещё объяснить свои знания кроме газет и книг. Уж их-то в лесу кикимора точно не читает, — Анна, а ты грамотная?
— Немного. По буквицам слова складываю.
— Научу. Собирайся. Мне спешить надо. Дело есть одно срочное.
— Не, дурень, ты иди. Я через несколько дней сама приду. У меня тоже дело срочное есть.
— Точно придёшь? — забеспокоился Сашка, не ожидал отказа.
— Вот, дурень, конечно приду. Доделаю дела и приду. Деньги приносить? — она опять нос к носу встала и в глаза Сашке своими глянула.
— Возьми, купим тебе одежду на зиму.
— А вольную?
— И вольную купим. Я тебя ждать буду. Один теперь в Болоховском жить буду. Да, ты только скажи, куда идти, а то я заблудился.
— Дурень!
Событие пятидесятое
Люди… ищут пути на небо по той простой причине, что они сбились с дороги на земле.
Георгий Валентинович ПлехановПроснулся Кох от ощущения взгляда. Проснулся, привстал на локте и чуть не обделался от страха. В комнате была практически полная темнота, за шторами небольшим серпом прорывался иногда из-за туч месяц, но и стекла не сильно прозрачные, и шторы шёлковые часть света задерживали, так что света от окна поступало чуть. И в этом слабом свете, почти в полной темноте рядом с ним на кровати угадывался силуэт человека. Человек лежал на подушке и смотрел на Сашку. Слабенький свет всё же отражался от белков глаз.
— Я пришла, дурень, — произнёс чёрный силуэт в полуметре от Коха.
— Фух. Анна! Ну ты напугала меня. Так заикаться начну…
— Вот, дурень, ты и так заикаешься. Замёрзла я, дождь на улице.
— Я сейчас свечку зажгу…
— Не надо, я мокрое платье сняла. Пялиться будешь.
— А ты чего заикаешься? — кикимора и правда говорила странно, на заикание похоже.
— Замерзла же, говорю. Я под одеяло залезу? — она шебуршнулась там.
— Хм. Залезай.
— Только ты за титьки меня сразу не хватай. Бр, холодно. Дурень, обними меня, — девушка повернулась к нему спиной и тоненькой худенькой льдинкой прижалась к Сашке.
Кох не знал куда руки деть, но потом насмелился и обнял трясущуюся кикимору.
— Не хватай за титьки!
— Грею.
— Греет он! Спи давай. Тёплый ты, дурень. Хороший и тёплый, — шишига поворочалась немного, стараясь вжаться в Сашку, и затихла.
— Аня а ты…
— Спи. Устала я и замёрзла. Утром поговорим.
Кох поплотнее прижал правой рукой девушку к себе за плечи и не удержался, рука скользнула к маленькой холодной груди.
— Дурень! Ну, ладно, тёплая какая ладошка. Спи.
Шишига ещё чуть поворочалась, как можно плотнее прижимаясь к Сашке и затихла, а вскоре и засопела. Уснула. А Сашке не спалось, давненько он с восемнадцатилетними девушками в обнимку не лежал. Женился на двадцатитрехлетней, в танковом училище как-то не сложилось в Харькове зазнобу завести, так что с восемнадцатилетними и не спал, обнявшись, ни разу. Сейчас юношеские гормоны взыграли и сделали своё дело, кровь по жилам разогнав и кое-куда загнав. Как тут уснёшь?
Чтобы отвлечься, Кох стал проделанную уже работу в имении на виртуальных счётах костяшками вправо отмерять, а то, что не успел, в голове прокручивать, как бы быстрее и лучше сделать.
Это не придурь какая была, а привычка. Давно, как-то лет пятнадцать назад, когда он устроился на новый питомник, ему бухгалтерша подарила счёты древние деревянные, мол люди будут заходить в кабинет, видеть счёты и за умного сойдёшь. Вредная была бабулька, но оказалась права. Нет, не за умного сошёл Виктор Германович. Он их приспособил. Завёл привычку на неделю план важных дел составлять и записывать. А потом эти пятнадцать или там двадцать строчек откидывал на счётах костями вправо и, как сделает дело, бамс косточку назад. Удобно,