Воин-Врач III - Олег Дмитриев

Глаза Болеслава, мутноватые по болезни, сыпали искры. Ну а кому бы понравились подтверждённые сотнями свидетелей новости о том, что противник имеет оружие, способное по́ходя, невзначай, рушить капитальные строения, просто птичкой капнув с неба капельку?

— Что говорят следопыты? — сфокусировал он снова больной взгляд на воеводе.

— Народу было всего сотни три-четыре, не больше. Причем, подходили и уходили, судя по следам, числом вдвое, а то и втрое меньшим.

Ещё одна «отличная» новость. Подобрались лесом три сотни, хлоп — и их уже тысяча. Очень воодушевляет.

— От соглядатаев вести пришли? — помолчав и снова приложившись к кубку, богатому, золотому, усыпанному каменьями, спросил король.

— Да, Государь. Подтвердили слово в слово сказанное вернувшимися с Днепра, — склонил голову один из торговцев. Он не состоял в гильдиях, не участвовал в городской жизни пожертвованиями и организацией праздников. Зато всегда и очень многое знал или слышал.

— Так кто из вас, червей, скажет мне, наконец, что делать⁈ — швырнул опустевший кубок на середину длинного стола Болеслав. — Ты вывозишь из города товары на запад. Ты отправляешь каждый день по три гонца в Рим. Ты нанял почти всех свободных в городе воинов. Мне, мне что делать⁈

Он указывал, зло тыча пальцем, поочерёдно на торговцев, архиепископа и воеводу. Повышая голос с каждым словом до тех пор, пока на втором «мне» тот не сорвался и не «дал петуха». И вцепился обеими руками в новый кубок, что будто по волшебству оказался перед ним.

— Империя молчит, Государь, — хмуро буркнул Стах, воевода. А сидевший рядом худой и невзрачный Ян, по слухам и отвечавший за связи с зарубежными коллегами, только печально кивнул.

— Святой Престол молится за победу Святой католической веры и тех, кто честен и достоин нести победное знамя христианства, — проговорил архиепископ. Ссутулившись ещё сильнее, почти пропав за главой гильдии ткачей.

— Мне-то с того какая радость, черти вы подлые⁈ — снова заорал светлейший государь так, что, кажется, задрожали тревожно рыцарские доспехи вдоль стен. — Один молчит, второй мычит, а у меня по земле того и гляди мёртвые ходить начнут! И наши, и русы! Мои, не германские или латинские, мои селяне бросают свои хутора и уходят на восток! Кшиштоф, сколько податей ты соберёшь весной⁈

Длинноносый и бледный каштелян с жидкими пегими волосами, обрамлявшими лысину почти на весь череп, проскрипел мерзким, ножом по гладкой обожжённой глине, голосом:

— На пятую часть меньше к прошлому году, Государь!

— Слыхали⁈ Неполный месяц минул с тех пор, как мы отправили этого болвана Изяслава домой! Вы мне наперебой клялись тогда, что Киев будет есть у нас с руки́! Что Перемышль, Галич, Берестье, а то и Туров будут моими к весне! Куда глаза прячете, подлецы⁈ — распалялся король, шаря рукой по поясу, ища скипетр. — Чья кровь будет платой за этот обман, за предательство короля, твари⁈

Первым вылетел из залы архиепископ, помимо молитв вереща́ и что-то сугубо светское. Следом подорвались и торговцы. Через несколько минут за столом остались лишь Болеслав, воевода Стах и Ян, его тощий и молчаливый советник. Эти двое последних смотрели в стол с полным и искренним убеждением в том, что из этой залы их наверняка вытянут за ноги, мёртвыми. Чтобы об каменные ступени разбить головы так, чтоб и узнать невозможно будет, пока спустят с третьего поверха-этажа во двор.

— Что проку сидеть да кряхтеть⁈ От всего городского совета вас двое осталось. Русы говорят: одна голова — хорошо, а три… Лучше, чем одна, так как-то, — чуть тише, но так же раздражённо обратился к ним король. Титул которого пока так и не был подтверждён Императором Генрихом. Тянул германец, будто ждал чего-то. Дождался, похоже.

— Угостись, светлейший государь, — предложил старый Стах, отвязав от пояса странной формы сосуд, и круглый, и плоский одновременно.

Воевода встал, поклонился распятию на стене и проговорил твёрдо:

— Дайте совет, пан Езус и пани Мария!

Он неспешно покрутил пробку, но выдёргивать с ожидаемым хлопко́м не стал — она будто по волшебству спрыгнула легко с горлышка сама и повисла на хитрой верёвочке, покачиваясь, словно завораживая Болеслава. Стах отхлебнул из сосуда, скривившись, помотав головой, а затем глубоко втянул воздух через собственный рукав. А после повернулся, преодолел несколько шагов, что отделяли его то ли от короля, а то ли от смерти, поди знай. И с поклоном вручил ёмкость монарху.

Болеслав подождал немного, пока воевода с хрипами завалится на пол, исходя кровавой пеной, пу́ча глаза и суча́ ногами, но не дождался. Старый воин стоял ровно, и дух от него шёл какой-то странный, незнакомый. Пахло, кажется, хреном, жгучим перцем и чем-то ещё.

Решив, что хуже уже вряд ли будет, даже провались он сейчас же прямиком в гости к Сатане, самодержец выхватил странный сосуд, приложился и глотнул. За тем, чтобы выпучить глаза на лице, наливавшемся вполне здоровым, без синевы или прозелени, румянцем. Действуя по наитию, он склонился над не пошевелившимся воеводой, уткнулся носом ему в чуть редеющую сивую гриву на темени и глубоко вздохнул. И опустился на резное кресло, начав дышать.

— Что это было? — спросил он через некоторое время у воеводы.

— Питьё с Руси. Они там зовут «хреновуха». Или ещё «перцовка хреновая». Странный, сложный язык у них: «хреновая» может означать «плохая, негодная», — Стах говорил ровно, спокойно. Понимая, что гроза, кажется, миновала. Ну, по крайней мере, шансов на то, чтоб выйти на Солнышко своими ногами, становилось гораздо больше. Один — это, кто бы что ни говорил, несоизмеримо больше, чем ни одного.

— Они и сосуды эти, «фляги», специально под него выдумали. Говорят, сам Чародей и измыслил. Дорогие, правда, очень, — не удержавшись, посетовал воевода. В отличие от своего предшественника, он считался больше воином, чем политиком, поэтому и ел, и одевался, и жил не в пример проще. Отчасти и из-за этого призвал его, узнав о смерти Сецеха, король. Сложных в окружении ему хватало и раньше, и к чему это привело?

— Ещё есть? — прежняя хвалёная и завидная рассудительность возвращалась к Болеславу. Так, словно сморгнув выступившие после этой хренотени слёзы, он увидел мир заново. И начал решать вопросы, как умел: чётко, быстро, в порядке приоритета. Сейчас первым был этот.

—