Инвестор. Железо войны (СИ) - Соболев Николай Д. Н. Замполит

— Газеты всего не напишут, я хочу почувствовать настроения вживую.

После ужина Ларри довез нас до всего как неделю сданного дома на четыре квартиры в поселке специалистов, куда переселяли учителей. Проводить себя Габи позволила только до двери, но даже не поцеловала на прощанье в щеку, а только слегка пожала руку.

Блин, ну вот как за ней ухаживать? С Таллулой хоть все понятно было — побольше цацек и денег, и все отлично, а тут? Все строго в рамках рабочих отношений, но зато в них исполнение на сто процентов. Захотел на собрание — получите и распишитесь.

В одну из комнат «Народного дома», облюбованную профсоюзами, меня привел Хавьер, устроил в самом дальнем и темном углу, а сам сел чуть спереди, прикрывая от чужих взглядов.

Поначалу-то еще ничего, когда обсуждали взносы и кассу взаимопомощи, но вот стоило перейти к политическим вопросам, как вся конспирация полетела к черту.

Рикардо, докладчик от CNT, излагал программу, которую Federacion Anarquista Iberica, политическое крыло профсоюза, считало необходимым осуществить вот прямо сейчас. Ну ладно ограничение рабочей недели тридцатью шестью часами. Ну ладно безвозмездная экспроприация всех земель свыше пятидесяти гектаров. Ну ладно отмена частной собственности. Но, блин, они собирались вводить «либертарный коммунизм» на уровне муниципалитетов и отменять деньги!

Вот тут я невежливо захихикал.

От немедленной расправы меня спасли рабочие. Можно сказать, слегка окупились самые высокие зарплаты в Астурии, бесплатное обучение в школах и лечение в больнице, возможности «Народного дома» и так далее. Лучшие в стране условия труда сыграли в мою пользу, и мы плавно перешли от несостоявшегося мордобоя с экспроприацией к перебранке, а потом и более конструктивному разговору.

— Мы требуем допуска наших активистов на фабрики! — сжимая кулаки, наступал на меня коротконогий Рикардо.

Блин, я аж заколдобился, едва представил, как у меня в цехах сойдутся анархисты и католики…

— Зачем мне это нужно?

— Мы требуем… — начал было Рикардо.

Но я перебил агитатора:

— Требовать вы можете у своего правительства. Или у жены с тещей.

Сзади кто-то гыгыкнул.

— Мы с вами в экономических отношениях, я покупаю, вы продаете…

— Вы эксплуататор! — выкрикнул Рикардо.

— Да, спасибо, я в курсе этой теории. Но наше взаимодействие строится на принципах «выгодно-невыгодно». Я готов пойти навстречу по условиям труда или социального обеспечения, но политика на предприятии совершенно не нужна, для нее есть, — я обвел рукой помещение, — «Народный дом» или кафе. А если вас что-то не устраивает, давайте договариваться…

— Мы не договариваемся с буржуазией! — вспылил анархист и гордо вышел.

Двое или трое рабочих последовали за ним, остальные принялись выспрашивать меня про анонсированный недавно аэроклуб и лагерь для детей работников на лето. Говорили долго, за окном окончательно стемнело, я малость охрип, и говорили бы дальше, но в комнату ввалился Ларри:

— Пожар! Горит второй цех, склады и угольные бункера!

Сразу в трех местах?

Это поджог.

Пожалуй, легкий ручной пулемет мне бы не помешал…

Дребезжал колокол, выли сирены машин, к пожару сбегались и вечерняя смена, и свободные от работ. У второго цеха, ближнего к конструкторскому бюро, распоряжался Сурин — гнал зевак растаскивать штабеля досок, ставил людей с лопатами гасить головешки, показывал, куда тянуть шланги…

— Что горит? — спрыгнул я с подножки.

— А? — заполошно обернулся Сурин. — Вон, всякое барахло…

У стены готового и остекленного здания полыхал строительный мусор — остатки лесов, обрезки толя, мешки и тому подобное.

— Станки целы?

— Так их еще и не монтировали, вон, под навесами, в ящиках, мы их в первую очередь проверили. Сейчас все потушим, ничего страшного.

— Задержка большая будет?

— День от силы.

Я хлопнул Сурина по плечу, вскочил в машину, и Ларри рванул к угольным бункерам. Наравне с хранилищем ГСМ это самый опасный в смысле огня объект, оттого и заводское пожарное депо построили рядом, вот они и расстарались, к нашему приезду возгорание задавили.

Хуже всего дело обстояло на складах — там огонь уже развернулся во всю ширину деревянного здания и слился в сплошную стену, оранжевые сполохи рвались наверх и таяли в ночном небе. Гудело пламя, с напористым треском сгорали вложенные деньги, звонко и страшно лопались от жара стекла.

Туда мы добрались, когда Панчо и его ребята уже навели некоторый порядок. Панику пресекли, суматоху организовали, из набежавших рабочих сколотили расчеты и теперь окапывали пожар с трех сторон и тушили с четвертой. Деловито гудел автонасос, сочились влагой пожарные рукава, где не хватало шлангов — выстроились люди, передававшие по цепочке ведра от гидрантов. Самые отчаяные, вооружившись баграми, растаскивали тлеющие брусья, чтобы пробиться внутрь.

Вот сейчас бы хоть какой танк не помешал — таранить ворота склада или вообще снести опоры, завалить все…

Мы с Ларри встали в одну из линий и включились в монотонный ритм с ведрами. В ночной тьме, разорванной отсветами пожара, я разглядел Хавьера, Рикардо и еще много знакомых лиц — вплоть до того, что несколько инженеров примчались в наброшенных на пижамы пальто и тушили вместе со всеми.

И еще металась испуганная лошадь, а ее ловил худой как жердь возчик, размахивая несуразно длинными руками. Откуда они взялись, я подумать не успел — скрипнул тормозами пожарный грузовик, освободившийся от тушения угля, следом второй, третий…

Тугие струи вбивали пламя в землю, среди рабочих послышался смех — одолели стихию!

К полуночи склад превратился в поле тлеющих угольков, все равно шипевших, когда их проливали по третьему разу. Работяги устало садились куда попало, сплевывая черную от копоти слюну. Состояние после пары часов в дыму одуревшее — звуки доносились глухо, нос забит, реакции заторможенные, как мешок на голову нахлобучили.

Ларри снял куртку, встряхнул ее и принялся чистить от налипшей сажи, тщательно разглядывая под фонарем и чуть ли не принюхиваясь. Хотя что там нюхать — от всех тянет сладковатой гарью, все перепачканы. Хавьер вообще похож на черта — лицо перемазано, слипшиеся от пота волосы стоят торчком, как рожки.

Рикардо, сидя прямо на подножке пожарной машины, на которую укладывали опустевшие шланги, пошарил по карманам и вытащил пачку папирос. Едва он чиркнул спичкой, как на него налетел пожарный:

— Эй, здесь нельзя, видишь?

Он ткнул туда, где некогда висела табличка «Не курить!», но вместо нее торчал лишь обгорелый столбик.

— Не курить, ха…

— Скажет тоже, ха-ха!

И все вокруг захохотали, особенно покатывался Хавьер, вставивший пальцы в прожженные в бушлатике дырки и веселившийся еще и от этого.

Утирая слезы от смеха, Рикардо заметил мою грустную рожу:

— Что, сгорели твои денежки?

— Да хрен с ними с деньгами, главное, что люди целы.

— Хм…

Подошел Панчо, такой же чумазый, как все вокруг, и доложил:

— Целы, только несколько ожогов, пара ушибов и один дыма надышался. В больничку увезли.

— О, Панчо! Распорядись в столовой, чтобы сообразили чего перекусить и вина там, что ли…

— Вино… это хорошо! — у Рикардо на черном лице блеснули зубы и белки глаз.

Кувшины с вином, стаканы, хлеб, сыр, хамон и оливковое масло поставили на притащенные столы. Внезапному пикнику не помешал даже ночной холод — от пожарища ощутимо веяло теплом.

— Завтра надо объявить выходной, — предложил Панчо. — Заодно на выборы сходят.

— Мы не пойдем, — резко возразил Рикардо и встал, намереваясь уйти.

— Сядь! — я дернул его за рукав так, что он чуть не расплескал вино. — Вот объясни мне, вы же с буржуазией боретесь?

— Ну, — буркнул анархист.

— А почему не везде? Почему только в избранных местах?

— Мы не собираемся играть на чужом поле по чужим правилам!