Господин следователь 6 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Матушка же, посмотрев на часы, спросила:

— Саша, ты не опоздаешь?

Отец тоже глянул на циферблат, бодро сказал:

— Еще минут тридцать есть, еще успеваю.

— Вот и ладно, — кивнула матушка. — Скажи-ка еще — тебе эта девочка никого не напоминает?

— Какая девочка? — не сразу понял отец. — Ты про Аньку, кухарку? — Пожал плечами. — Так я ее и не видел.

— А ты сходи, посмотри. Она наверняка на кухне. Заодно и спасибо девчонке скажешь за судака. Она же не наша кухарка, жалованье ей Ваня платит.

Отец только проворчал — мол, делать ему нечего, как кухарок за стряпню благодарить, но встал и пошел.

— Маменька, а кого моя Анна напоминает? — поинтересовался я.

Неужели кого-то из высокопородистых особ? Я-то этому не удивлюсь, но неужели в глаза бросается?

— Подожди, сейчас батюшка вернется, спросим и его.

Чернавский-старший вернулся минут через пять. Садиться в кресло не стал, но доложил:

— Поблагодарил. Но так и не понял — кого мне девка должна напоминать? Есть что-то такое, но сказать не могу, не понял.

— А ты подумай, повспоминай. Не из нынешних знакомых, а из прежних. Может, кого-то из моих подруг? Из тех, кто в гимназии со мной учился? Я на Аню смотрю — ну, словно кого-то из своих подружек вспоминаю.

— И где я твоих подружек мог увидеть? — проворчал отец. Пожав плечами, спросил: — Может, на Лизку Шаховскую? Нет, Лизка толстая была, а эта девка худая.

— И ничего она не худая, — возмутился я. — Вполне себе упитанная девушка. Не наезжайте на мою Аньку.

— Ваня, а ты, часом, сам-то не знаешь? — поинтересовалась матушка.

— Маменька, у Аньки мать умерла, отец у нее управляющим склада работает. А матушка у нее родом из деревни Аннино. Может, и Аньку в честь деревни назвали… — начал я, но меня перебила маменька.

— Точно же, вылитая Сонька Голицына. У нее тетка в деревне Аннино жила. Может, и по сию пору живет? Мы же с ней вместе в гимназии мадам Бернс учились, сошлись на том, что обе имеем отношение к новгородскому дворянству. Только у моего батюшки имение под Валдаем, а у Голицыных под Череповцом. У Анны Игнатьевны с Сонькой — одно лицо.

— Ну, маменька, ты даешь! — восхитился я. — Я же и сам недавно узнал, кто у Аньки биологический — то есть, настоящий отец.

Пристав Ухтомский, когда повествовал мне об Нюшкиных родителях, умолчал кое о чем. Но установить — кому принадлежала половина деревни Аннино — раз плюнуть. А уж установить родственные связи наших Голицыных с прочими — это задача для архивариуса из городской управы и пять рублей. Переплатил, но ради Аньки не жалко. Не знаю, правда, зачем мне это знать?

— Как ты интересно выразился — биологический отец, — покачала головой маменька. — Стало быть, отец Ани — князь Сергей Голицын? Он Соньки помладше будет…

— И что за Сергей Голицын? — встрепенулся батюшка. — Что за братья такие у твоих подруг? Отчего я не знаю?

— Саша, я Сонькиного брата всего один раз видела, — улыбнулась маменька. — Знаю лишь, что в кавалерии служил, до ротмистра дослужился, потом погиб. Я ведь Соньку лет пять не видела, если не семь. Не помню только, где брат у нее погиб — не то под Самаркандом, не то под Бухарой? Нет, позже. Я с Сонькой виделась… да, семь лет назад, еще до турецкой войны. Она говорила, что брат у нее погиб. А где? Подожди-ка, сейчас вспомню. Вспомнила — он в Хивинском походе погиб, когда пленных наших освобождали.

Бедная Анька. Получается, девчонка дважды сирота? Впрочем, ее отец все-таки Игнат Сизнев, а не таинственный князь Голицын.

— И что, на моей кухне стряпает княжна Голицына? — хмыкнул отец. Пожав плечами, хохотнул: — У Голицыных, да у прочих Гедиминовичей вместе с Рюриковичами таких княжон немеряно. Все, мне пора.

Вот тут батюшка прав. Незаконнорожденных деток полно. И мало кто из господ дворян их признает своими. Вон, у великого просветителя графа Льва Толстого собственный сын в извозчиках служил — то есть, в настоящий момент служит и, ничего.

К дедушке мы пока съездить не собрались. Отложили на потом. Дела, заботы. Батюшка уехал на службу еще до завтрака. С чего вдруг, что там стряслось — не сообщал, да и не мое это дело. Маменька, после завтрака, отправилась проводить шопинг по питерским магазинам и лавкам. И не одна, а вместе с Анной Игнатьевной. Госпоже министерше показалось, что прислуга ее сына недостаточно прилично одета. К портнихе они уже съездили, мерки с Аньки сняли, а теперь отправились в магазины готового платья. Ладно, пусть развлекаются. Маменька, после моего рассказа о происхождении кухарки, запретила той стряпать, но не стала указывать причин. Нюшка устроила маленький бунт —мол, ей жалованье платят, да и скучно будет без дела сидеть, но матушка проявила твердость и бунт был подавлен на корню. Впрочем, как сказать… А скажу, что был достигнут некий компромисс. — завтраки для Ивана Александровича станет готовить сама.

Отмечу — меня тоже не обделили обновками. Свой цивильный костюм я оставил в Череповце. Думал, что обойдусь мундиром (это я маменьке так сказал!), но, по правде-то говоря, у штатского моего платья оказались некоторые проблемы… Вроде, его моя Нюшка не стирала, но он тоже отчего-то сел. С пиджаком все нормально, а вот в талии. И какой смысл брать один пиджак и жилетку, если нет штанов?

Но со мной дело оказалось попроще. Рядом с Таврическим садом имелась швейная мастерская, куда меня маменька и отвела, а там, после снятия мерок, мне обещали пошить костюмчик за пару дней. Правда, пришлось слегка переплатить, но это нормально. А партикулярное пальто можно купить в магазине готового платья. Матушка, конечно вздыхала, но махнула рукой. Пальто пришлось бы шить неделю, если не больше.

Так что, все домочадцы умотали, а я, позабытый и позаброшенный, сидел в своей комнате и изучал самый противный предмет, который предстояло сдавать — статистику.

Нет, на самом-то деле, как историк, люблю статистику. Как же нам без таблиц, в которых описывается количество маслобоек в Рязанской губернии, протяженность железных дорог на одну квадратную версту или потребление водки на одну крестьянскую душу? Обожаю земскую статистику!

Но пользоваться таблицами или даже их составлять — для диссертации, кстати, мне пришлось составить таблицу, где приводились данные — какое количество крестьян Русского Севера решились переселиться на хутора, порвав связь с трудовым коллективом, а какое ограничилось получением отрубов.

Однако, совсем другое, сдавать эту саму статистику как отдельный предмет. И, как на грех, отыскать какой-нибудь учебник или курс лекций мне не удалось, поэтому пришлось ограничиться книгами, отысканными в библиотеке батюшки. А их, нужно сказать, оказалось не много. У господина товарища министра внутренних дел имелись «Статистические очерки России» г-на Арсеньева К., «Российская статистика» г-на Зябловского Е. и «Географическо-статистический словарь Российской империи» в 4 томах, составленный «по поручению Русского Императорского Географического Общества действительным членом П. Семеновым».

Фамилии Арсеньева и Зябловского мне были известны. Константин Иванович Арсеньев — один из основателей Русского географического общества, Зябловский Евдоким Филиппович некогда являлся деканом историко-филологического факультета Петербургского университете. А вот кто такой П. Семенов? На ум приходил лишь один Семенов. Не тот, кто создатель романов о Штирлице, а тот, что Тян-Шанский[1].

А книги-то интересные! Пожалуй, надо бы их к себе утащить, авось, батюшка и не заметит. Нет, неприлично. Ну, попрошу, так он их и сам отдаст. Или новые купит. Да, лучше новые.

Итак, что у нас со статистикой? Выпишу, что статистика изучает количественную сторону общественных явлений в отличие от других общественных наук; она изучает массовые явления; количественная сторона изучается в неразрывной связи с качественной.

Дверь в комнату не закрыта, но все равно, хорошая прислуга обязательно постучит, прежде чем войти.