Зови меня Лео. Том I - Ростислав Левгеров

Звонок. Блин, надо убрать эту мелодию. Верещит, словно у меня не смартфон, а допотопная труба, наподобие того артефакта, который папаня носил до последнего, пока я не всучила ему нормальный аппарат на день рождения. Причем, чуть не силой, прикиньте? Сопротивлялся, огр! «Да зачем такие траты, доча!» Доча. Нет, вы только вслушайтесь в это словечко – доча. Тьфу!

Единственное достоинство старого папиного агрегата состояло в том, что им можно было орудовать, как кастетом, чем он иногда пользовался по пьяни. Бац по тыкве! Крепкая была штука. Не то что сейчас, сплошь одни «китайцы». У меня, кстати, тоже «китаец». Пуленепро… то есть, водонепроницаемый, ударопрочный. И тяжелый, падла. Антоха подарил. Это он так вывернулся: и мне, такой красивой, подарок, и кирпич, чтобы мой суровый предок оценил по достоинству. Ему главное чтобы было ладно скроено. Если нет – в топку дрянь!

Трыньк-трыньк-трыньк! Наверное, уже все услышали, даже те кто в наушниках. Даже те, которые глухие, если таковые имеются в этой смердящей и громыхающей на каждой кочке колымаге. Ненавижу автобусы. Наконец, достаю из рюкзачка телефон. Так и думала – Антоха! Едва вспомнишь – тут как тут!

– Слушаю. Чего-чего? Ты серьезно? Как не придешь? Опять работа? И чего я еду, точно дура? Слушай, а ты не ох…

Тут я перехватываю взгляды двух дамочек не первой свежести. Качают головой, грымзы, смотрят с укоризной.

– Простите, – говорю им, а они фыркают и начинают перешептываться. – Слушай, ты! – рычу я в трубу. – Ты сам говорил… Чего? Ну-ка повтори еще раз! Как это «прощай»? В каком смысле «прощай»? Ты чего это удумал?

Грымзы торжествующе усмехаются. Не доставало только пальцем в меня ткнуть – глядите, ее парень бросил! Так ей и надо, стервозе!

И ведь бросил, сукин сын, только представьте! «Прости меня, Настя, но я так больше не могу… Я устал от твоих капризов. Это несерьезно. Тра-та-та…»

Не помню, как выскочила из автобуса. Не помню, как бежала, сшибаясь плечом с прохожими. Раскраснелась, и предательские слезы навернулись, как ни старалась сдержаться.

Ладно, надо успокоиться. Вот, в кафешку зайду, выпью кофейца, остыну, пораскину мозгами. Может, оно и к лучшему? Антоха, он… как бы помягче?

Короче, он урод.

– Чего будете заказывать? – парнишка-официант натянул отработанную улыбку.

– Кофе. С сахаром.

– Еще что-нибудь?

– Нет.

Вот что я не так делаю? И чего он вдруг свалил? Нашел другую? Более покладистую? В который раз так происходит – парни так и валятся к моим ногам, но проходит какое-то время и они бегут. Ладно, пусть я колючая, кусачая. Но и воздыхатели нынче тоже не айс. Не мужики, а мужчинки, как говорит моя бабка.

Эх, а ведь Антоха был первым более-менее серьезным. Порой даже слишком серьезным. Работает начальником в каком-то предприятии, честно, не помню каком. Обращался ко мне: «дорогая». Терпеть не могу, когда меня так называют. Дорогая. Обоссышься. Справедливости ради, и мое обращение – Антоха – тоже частенько выводило его из себя.

«Совместная жизнь – это самопожертвование... надо уметь прощать, Настя», – поучает мама. Ну уж нет, дудки! Я, значит, жертвую собой, несусь, как оголтелая, а он, подлец, меня побоку. Одно слово – Антоха. Ну и пошел он, урод…

Причем, они все так – трусливо растворяются в неизвестности. Никто ни разу в глаза не сказал: прости, Настя, но не пошла бы ты куда подальше! «Так ты же можешь и отоварить! – смеется папа. – По себе знаю! Кто ж решится на такое – быть битым девкой? Забыла что ли, как пацанов во дворе молотила?»

Наверное, в этом и кроется корень проблемы – я выросла, но так и осталась пацанкой. А это целиком папина заслуга. Он бывший военный, из тех, что всё время рвут в атаку, даже сидя за столом, особенно в подвыпившем состоянии. Если он начинает выкрикивать что-то вроде: «Ребята, чистим!», «У нас трехсотый, тяжелый, сука, нужна помощь!» или его любимая тупая, переходящая в звериный рык, команда: «К бою, псы!», то всё – папуля дошел до кондиции.

Естественно, папа всегда мечтал о сыне, но когда на этих ожиданиях в силу возраста и злоупотреблений горячительными напитками был поставлен крест, он решил, глядя на меня, что и так сойдет. А дальше возлюбленный родитель принялся дочурку поколачивать. Нет, вы не поняли – не избивать, или, упаси боже, издеваться, а всего лишь устраивать «шутошные спарринги», как он их называл. Забава у него такая была, понимаете?

«Ну что, доча? – говорил он, принимая стойку. – Ну-ка, покажи, как сильно ты можешь бить! Ну, бей! Это что за удар? Комар и то больней кусается. Врежь как следует! Не умеешь? А я тебе покажу как! Вот так, например, и вот так! А? Как ощущения?»

В конце концов, желая поставить конец этим забавам, я пошла в секцию рукопашного боя. Пара годиков активных тренировок привели в тому, что однажды я… вырубила папулю-весельчака. Признаться, испугалась. Но реакция родителя, после того, как он пришел в себя, изумила еще больше.

«Наконец-то! – плакал папа, обнимая меня. – Наконец-то я вижу – ты можешь постоять за себя, доча, наконец-то способна дать отпор любому обидчику, а в ведь в этой жизни всегда стоит быть начеку, доча… бла-бла-бла…», и всё в таком духе.

С любым мужиком так – сперва они кичатся своей маскулинностью, но получив по носу, тут же превращаются в философов.

Но на этом история не закончилась. Сиё достопамятное сражение сестренка сняла на камеру и выложила в сеть. Вскоре «телега», ВК и «youtube» осчастливились заголовком: «Битва ведьмы с гоблином». Гневу моему не было предела. Не знаю, что я сделала бы с мелкой сволочью, если бы предки, включая бабку, а также соседку тетю Любу, заглянувшую на чаек и сплетни, не навалились бы на меня хором. Решающим стало именно активное участие вышеозначенной тети Любы – бочкообразной дамы, по меткому выражению бабули. Точно заправская сумоистка, соседка обездвижила меня, просто придавив всем своим немалым весом.

Что дальше? А дальше последовала часть вторая: «способы укрощения ведьмы неандертальцами». Это было уже слишком, даже мама не выдержала, влепив мелкой пощечину.

«Зачем ты это делаешь, Вера? – напрасно спрашивала