Курт Воннегут - Американская фантастика. Том 4
Пол уселся в кресло-качалку в прохладной синей тени крыльца Административного Здания, положив ноги на неошкуренное бревно перил, и приготовился ждать.
Огоньки, развешанные вдоль дорожек, начали зажигаться и гаснуть — безмолвный сигнал, что последнее судно собирается уходить на остров.
Послышались смех и хруст быстрых шагов по гравию — из-за деревьев появилась пара, бегущая к пристани. Они обнимали друг друга за талию, и их упорное нежелание разомкнуть объятия делало их передвижение столь же лишенным грации, как бег в мешках. Полу, имеющему длительный опыт, преподанный ему искусной Анитой, и понимающему, что все это должно походить на чудесный танец, если только вести себя надлежащим образом, больно было следить за этим неуклюжим ухаживанием. Оно раздражало Пола.
И вот она заставила его замедлить шаг, и их силуэты стали более четкими на фоне деревьев в лунном свете. Пол был уверен, что прощальный поцелуй будет смазан, но благодаря ее сноровке они остановились и сделали все как следует. Молодцы.
Пол следил за ними и все больше отождествлял себя с этим мужчиной. Пол всегда любил следить за подобными моментами у других, и его стремление к этому в данный момент было особенно острым. Поскольку вся его прошлая жизнь отошла в прошлое, а новая, какой бы она ни была, еще не началась, он с жадностью жаждал любви — любви Аниты, живо представляя себе эту любовь, искупляющую — любую любовь, которая может быть доступна ему сейчас же, немедленно.
Теперь она тихо шла обратно, задумчивая, удовлетворенная. Великолепно.
Лампы зеркала-ловушки вспыхнули. Женщина разгладила брюки на бедрах и поправила прядь волос. Она надолго замешкалась перед зеркалом, поворачиваясь то так, то эдак, явно довольная тем, какою она может быть, формой своих грудей, несправедливо упрятанных под глухой зеленой рубашкой с надписью «Капитан», вышитой наискосок сверху вниз.
— Анита!
Вздрогнув, она машинально защитным жестом скрестила на животе руки. Потом руки ее очень медленно опустились, она выпрямилась с видом женщины, которой нечего скрывать вообще, а уж менее всего зеленую рубашку Шеферда.
— Привет, Пол. — Она поднялась на веранду, где он сидел, и, царственная, холодная, уселась рядом с ним. — Ну?
Так как он ничего ей не ответил, ее царственность несколько сдала, и Анита принялась пощипывать перила, отрывая крохотные щепочки и бросая их в ночь.
— Ну, выкладывай, — произнесла она наконец.
— Кто, я должен выкладывать? — спросил Пол.
— А разве ты не считаешь, что нам следует объясниться?
— Это уж точно.
— Тебя все-таки вышибли, не так ли?
— Да, но не за нарушение заповеди.
— Неужто надеть рубашку другого мужчины является в твоем понимании нарушением супружеской верности? — В ней под спокойной личиной чувствовалось явное смущение.
Пол был доволен. Теперь он был уверен, что, запугав Аниту, сможет забрать ее с собой. Несомненно, что она воспользовалась надоедливым, претенциозным и самодовольным Шефердом в качестве «подначки» для Пола, однако это да еще плюс ее сознание вины могут сыграть ему на руку.
— А ты не считаешь, что рубашка эта довольно симптоматична, если к ней добавить еще прелюбодеяние в зарослях? — спросил он.
— Если ты намекаешь на то, что я его люблю, то ты прав.
Пол спокойно рассмеялся.
— Я рада, что ты это так просто воспринимаешь, — сказала она чопорно. — Я считаю, что это только доказывает, что я всегда была права в своих догадках.
— И о чем же ты догадывалась?..
Неожиданно она разразилась слезами.
— Что я никогда не была нужна тебе. Финнерти был прав, — всхлипнула она. — Все, что тебе было нужно, это нечто из нержавеющей стали, чему придана форма женщины, покрытое губчатой резиной и нагретое до температуры тела.
Теперь наступила очередь Пола смутиться.
— Анита, дорогая, послушай…
— И если тебе она не нужна в данный момент, ты с удовольствием одолжишь ее, первому встречному.
— Черт побери, так ведь я…
— Меня уже тошнит от того, что со мной обращаются как с машиной! Ты вечно ходишь и болтаешь о том, что управляющие и инженеры сделали со всеми остальными бедненькими тупицами. Так вот, полюбуйся, что инженер и управляющий сделали со мной!
— Ради всего святого, любимая, я…
— Ты все толкуешь о том, как нехорошо, что пробивные люди подмяли под себя тех, кто не имеет таких пробивных способностей, а потом расхаживаешь по дому, выставляя напоказ свой высокий ПИ, точно это рисунок на рождественском пироге. Ну и ладно, пусть я буду глупой.
— Да никакая ты не глупая, ангел-мой. Послушай, я…
— Саботажник!
Пол откинулся в кресле и вертел головой, как бы пытаясь уклониться от сыпавшихся на него ударов.
— Ради всего святого, выслушай меня, хорошо? — взмолился он.
— Ну? — Теперь, вне всяких сомнений, хозяйкой положения была она.
— Дорогая, возможно, что все сказанное тобой и справедливо. Не знаю. Но прошу тебя, жена моя, моя любимая, ты мне нужна сейчас так, как никто и никогда в моей жизни.
— На это хватит и десяти минут. Прямо здесь, на свежем воздухе? — добавила она насмешливо.
— «В богатстве и в бедности, во здравии и в недуге», — процитировал Пол. — Ты это помнишь, Анита? Ты помнишь?
— Ты все еще богат и ни капельки не болен. — Она посмотрела на него с интересом. — Ты не болен, а?
— Болезнь у меня в сердце.
— Привыкнешь. Я вот привыкла.
— Прости меня, Анита, я никогда не думал, что все это было настолько плохо. Теперь я понимаю, что, наверное, так оно и было.
— В следующий раз я выйду замуж по любви.
— За Шеферда?
— Он нуждается во мне, уважает меня, верит в то же, во что верю и я.
— Надеюсь, вы будете счастливы вдвоем, — сказал Пол, вставая.
Губы у нее задрожали, и она опять залилась слезами.
— Пол, Пол, Пол.
— Ммммм?..
— Ты мне нравишься. Никогда не забывай об этом.
— Ты мне тоже нравишься, Анита.
— Доктор Протеус! — окликнул клерк, высовываясь в окно.
— Да?
— Доктор Кронер позвонил и сказал, что вас следует доставить на железнодорожную станцию сегодня же ночью. «Джип» ждет вас по другую сторону здания. У вас остается в запасе полчаса, чтобы поспеть на 12.52.
— Иду.
— Поцелуй меня, — сказала Анита.
Это был ошеломляющий поцелуй, и, начиная приходить в себя после томительного полузабытья. Пол понял, что Анита не придает поцелую абсолютно никакого значения, что она поцеловала его, как это ни удивительно звучит, просто по доброте душевной.