Джули Кагава - Железный король

Я выключила телевизор и пошла в кухню.

На первый взгляд все выглядело как обычно, вот только дверь у холодильника повисла на одной петле. На полу валялась какая-то грязная тряпка, но, вглядевшись, я узнала Ушастика, игрушку Итана.

Плюшевому кролику оторвали голову, из дырки в шее торчал клок набивки.

Из-за стола послышался какой-то звук. Я выпрямилась и пошла посмотреть, что там такое. К горлу подступил ком, и внутри все сжалось от недоброго предчувствия.

Мама лежала навзничь на кафельном полу, широко раскинув руки и ноги, на лице у нее виднелись влажные алые пятна. Сумочка выпала из безжизненной бледной руки, содержимое рассыпалось по всему полу. В дверях стоял Итан, склонив голову набок, точно любопытный крысеныш.

Он улыбался.

— Мама! — закричала я, бросаясь к ней. — Мама, что с тобой?

Я схватила ее за плечо, потрясла, но тело вяло трепыхнулось, точно снулая рыба. Неужели мама умерла? Кожа-то теплая...

И куда подевался Люк?

Я снова потрясла ее; мамина голова безжизненно запрокинулась. Меня замутило.

— Мама, очнись! Ты меня слышишь? Это я, Меган!

Я лихорадочно озиралась, потом схватила кухонное полотенце, стала вытирать окровавленное мамино лицо, и только тут опомнилась. Итан застыл в дверях, его широко раскрытые глаза наполнились слезами.

— Мамочка поскользнулась, — прошептал он.

На полу возле холодильника расплылось прозрачное липкое пятно.

Дрожащим пальцем я мазнула пол, понюхала. Растительное масло? Что за ерунда? Я снова стала промокать кровь с маминого лица; под кровью и спутанными волосами нащупала небольшую ссадину на затылке.

— Она умрет? — спросил Итан.

Я внимательно взглянула на него. Огромные глаза округлились, наполнились слезами, но в голосе звучало только любопытство.

Я отвернулась от сводного брата. Нужно позвать на помощь. Люк куда-то пропал, оставалось только вызвать «скорую». Едва я поднялась за телефоном, мама застонала, шевельнулась и открыла глаза.

Наконец-то!

— Мама! — окликнула я, а она, оглушенная ударом, все старалась сесть прямо. — Не двигайся. Я позвоню в «скорую».

— Меган? — Мама заморгала и стала оглядываться. Я поднесла руку к щеке, уставилась на пальцы, перепачканные кровью. — Что случилось? Я... я, кажется, упала...

— Ты головой ударилась, — объяснила я, озираясь в поисках телефона. — Наверное, сотрясение. Подожди, я вызову «скорую помощь».

— «Скорую помощь»? Ох, не надо. — Мама села и выглядела гораздо увереннее. — Не волнуйся, милая, все хорошо. Умоюсь, забинтую голову. Ничего страшного...

— Но, мама...

— Все в порядке, Мег. — Мама подняла с пола отброшенное посудное полотенце и промокнула кровь с лица — Извини, что я вас напугала. Обычная царапина, пройдет. К тому же врачу платить нечем. — Она неловко поднялась и оглянулась. — Где Итан?

Я резко обернулась к двери, но братишка исчез.

Мама напрасно противилась вызову «скорой». Люк вернулся, взглянул на ее бледное лицо в бинтах и со скандалом заставил поехать в больницу. Люк умеет упрямиться, когда захочет, и мама в итоге сдалась под его напором. Она до последнего бормотала мне наставления («Присматривай за Итаном, ему нужно вовремя спать лечь, пицца в морозилке»), но Люк все же усадил ее в свой подержанный «форд» и увез из дома.

Пикап скрылся за поворотом, и дом окутала леденящая тишина. Я поежилась и обхватила себя за плечи, остро чувствуя холодок, дохнувший в шею. Дом, в котором я прожила большую часть жизни, казался незнакомым и страшным, будто странные создания таились в шкафчиках, прятались по углам и выжидали, как бы на меня напасть. На глаза попались изодранные останки Ушастика, разбросанные по кухне, и мне почему-то стало очень грустно и страшно. Никто не стал бы рвать любимую игрушку Итана. Что-то было не так.

По полу прошлепали шаги. Я обернулась: в дверях стоял Итан и смотрел на меня. Без кролика в руках он выглядел странно, и я удивилась, почему это братишка не расстроен.

— Есть хочу, — потребовал он. — Дай поесть мне, Мегги.

Я скривилась от требовательного тона.

— Ужинать еще рано, мелкий, — объяснила я ему, решительно скрестив руки. — Подожди пару часиков.

Он сузил глазки и оскалился.

На миг мне померещились кривые, острые зубки.

— Сейчас голодный! — рявкнул он и сделал шаг ко мне.

Я испуганно отшатнулась.

Почти мгновенно лицо его разгладилось, глаза сделались огромные и умоляющие.

— Пожалуйста, Мегги, — заканючил он — Пожалуйста! Я так проголодался! — В голосе явственно сквозила угроза. — Мамочка меня тоже не покормила...

— Ладно, только заткнись!

Грубые слова вырвались у меня от страха и от жаркого стыда за то, что я боялась. Итана, своего четырехлетнего братишку. Я не понимала, что это за дьявольские смены настроения и боялась, как бы это не вошло в привычку.

Может, он просто расстроился из-за того, что случилось с мамой? Может, если нахаленка покормить, он уснет и оставит меня в покое на целый вечер?

Я бросилась к холодильнику, достала пиццу и запихнула ее в духовку.

Пока пицца разогревалась, я попробовала оттереть лужу растительного масла под холодильником. Интересно, как это оно пролилось? Вот и пустая бутылка в мусорке... После уборки от меня ужасно воняло, но пол так и остался скользким — полностью пятно не отмылось.

Дверца духовки скрипнула. Я резко обернулась: Итан пытался влезть внутрь!

— Итан! — Я схватила его за локоть и оттолкнула в сторону, не обращая внимания на возмущенные вопли протеста. — Что ты делаешь, дурачок? Обожжешься!

— Голодный!

— Сядь на место! — рявкнула я, швыряя его на стул.

А он замахнулся на меня, неблагодарная бестолочь!

Я едва сдержалась, чтобы не ударить в ответ.

— Какой же ты сегодня мерзкий! Сиди тихо, сейчас я тебе все подам.

Я поставила перед ним пиццу, и маленький негодник набросился на еду, точно дикий зверек, не дожидаясь, пока хоть немного остынет. Я изумленно наблюдала, как братишка разрывал пиццу на куски, будто изголодавшийся пес, и заглатывал, практически не жуя. Вскоре он весь перемазался сыром и соусом, а пицца стремительно исчезала. За две минуты он подъел все до крошки, облизал пальцы и хмуро посмотрел на меня.

— Все равно голодный.

— Ничего ты не голодный. — Я с трудом пришла в себя. — Хватит, иначе стошнит. Иди к себе, поиграй.

Он надулся; кожа у него как будто потемнела, сморщилась, пухлое детское тельце стало тщедушным и жалким. Без всякого предупреждения он спрыгнул со стула, подскочил ко мне и впился зубами мне в ногу.

— Ай!

Боль пронзила мне икру, точно электрический ток.

Я схватила Итана за волосы и попыталась отодрать от себя, но он вцепился как пиявка и только крепче стиснул зубы. В ногу как будто вонзились осколки стекла. Слезы затуманили мне взгляд, ноги подкосились от боли.