Олег Авраменко - Звёзды в ладонях

Я отрицательно покачал головой:

– Нет, я иду в рубку. Сейчас я должен чем-то занять себя.

– Да, понимаю. Хочешь, я пойду с тобой?

– Спасибо, но не надо. Я хочу побыть сам.

– Там осталась Рашель.

– Вызови её. Придумай что-нибудь.

– Ладно, придумаю.

На том мы и расстались. Когда я поднялся на верхний ярус и вошёл в рубку управления, Рашель мигом убрала с экрана картинку из столовой и освободила капитанское место.

– Меня зовёт Рита, – сказала она. – Я, наверное, побегу.

– Хорошо, солнышко, ступай. Я принимаю вахту.

Прежде чем уйти, девочка подошла ко мне и взяла меня за руку.

– Вы были правы, дядя Стас. Мистер Раман сумасшедший. Мне жаль, что Вы потеряли друга. Мне очень-очень жаль. Это так больно.

«Она ничего не поняла! – мелькнуло в моей голове, и я сразу почувствовал огромное облегчение. – Слава Богу, она ничего не поняла…»

Когда Рашель ушла, я устроился в своём кресле, но вызывать на экран «Историю контактов» не стал. Сейчас меня тошнило при одной только мысли о чужаках – пятидесятниках ли, альвах, дварках, или других, не важно. Поэтому я решил произвести тщательное профилактическое тестирование всех без исключения бортовых систем корабля, что гарантировало мне как минимум три часа напряжённой работы и полной сосредоточенности.

В течение всего этого времени меня никто не беспокоил, и лишь когда я справился с поставленной перед собой задачей и стал думать над тем, что делать дальше, в рубку вошёл профессор Агаттияр. Усевшись в кресло второго пилота, он сказал:

– Суд уже закончился. Приговор вынесен.

Помедлив секунду, я спросил:

– И какой?

Агаттияр ответил мне пристальным взглядом:

– А Вы как думаете?

Я угрюмо кивнул:

– Да, понимаю. И когда его… ну того…

– По моему предложению исполнение приговора отложено до прибытия на Терру-Галлию, чтобы мистер Раман имел возможность подать апелляцию.

Я вздохнул. Только сейчас до меня дошло, что, в соответствии с правилами, приказ об исполнении приговора должен отдавать командир корабля.

– Спасибо вам, профессор, – сказал я от души.

– Не за что. – Агаттияр повернулся в кресле лицом ко мне. – И вообще, Вы могли бы отложить разбирательство до конца полёта. Мы бы Вас правильно поняли. Ведь мы, как Вы сами не раз говорили, всего лишь гражданский экипаж. Я согласен с Вами: мистер Раман больной человек и его нужно лечить… Гм-м. Хотя боюсь, что его болезнь уже перешла в хроническую стадию.

Следующие несколько минут мы молчали, думая об одном и том же, но не решаясь об этом заговорить. Вдруг я почувствовал, что меня снова начинает поташнивать. Совсем недавно я заставил себя съесть два сандвича и теперь опасался, что они не пойдут мне впрок. После некоторых колебаний я достал упаковку с противорвотным и отправил в рот одну капсулу. Ощущение тошноты исчезло – но надолго ли?..

– Вот что, мистер Матусевич, – твёрдо произнёс Агаттияр. – Вам следует пойти к себе и хорошенько выспаться. – Решительным жестом он отмёл мои возможные возражения. – Вы испытали сильный шок, капитан. В своём нынешнем состоянии Вы не способны командовать кораблём и принимать взвешенные решения. До выхода из канала осталось двенадцать часов. За это время Вы должны справиться со своей истерикой.

– У меня нет никакой истерики, – неуверенно сказал я.

– Есть! То, что Вы сейчас переживаете, самая что ни на есть настоящая истерика. Просто Вы прячете её внутри себя. А это ещё хуже, чем если бы Вы психовали и метались от стены к стене. – Агаттияр повернул своё кресло к пульту. – Ступайте, капитан. Я подежурю вместо Вас. Повторяю: у Вас двенадцать часов, чтобы прийти в норму. А Рита, если понадобится, окажет Вам помощь.

Как здравомыслящий и рассудительный человек, я не мог не признать резонность доводов профессора. Ещё немного помявшись ради проформы, я в конце концов уступил, передал ему вахту и отправился в свою каюту. Там я первым делом забрался в горячую ванну и провёл в ней добрых полчаса, тщательно смывая с себя воображаемую грязь. Умом я прекрасно понимал, что эта грязь существует лишь в моих мыслях и воспоминаниях более чем трёхлетней давности, однако с достойным лучшего применения усердием раз за разом намыливал себя с головы до ног, пока не устал от этой бессмысленной и однообразной процедуры.

Тем не менее, горячая вода с паром сделали своё дело, и из ванной я вышел если не взбодрённый, то, по крайней мере, не такой угнетённый и подавленный, как раньше. А в самой каюте меня ожидал маленький сюрприз – рядом с койкой в кресле сидела Рита со своим медицинским кейсом на коленях. Хорошо хоть я после купания накинул на себя халат и не предстал перед девушкой во всей своей наготе.

Она встретила меня немного смущённой улыбкой:

– Я воспользовалась прерогативой судового врача и вошла к тебе без спроса. Извини, пожалуйста. Просто я боялась, что ты не захочешь меня впустить.

Я опустился на край койки и стал энергично растирать полотенцем волосы – сушилками я принципиально никогда не пользовался.

– Ну, а что мешает мне попросить тебя уйти? Или попросту вытолкать в шею, если ты заупрямишься?

Рита покачала головой:

– Это гораздо сложнее, чем сказать через дверь: «Не беспокой меня».

– Ты права, – вынужден был согласиться я. – Это действительно сложнее. Но поверь – мне не нужны никакие уколы или пилюли. Обойдусь и без них.

– Зато тебе нужно с кем-то поговорить, перед кем-то выговориться. Мой отец и господин Шанкар слишком стары, Рашель ещё ребёнок, а с Арчибальдом у тебя не сложились доверительные отношения. Так что остаюсь только я.

– Да, пожалуй… Кстати, что знает об этом Рашель? Никому из вас не взбрело в голову «просветить» её?

– Конечно, нет. Мы же не идиоты. Девочка по-прежнему думает, что ты так расстроился из-за мистера Рамана. Она не уловила этого нюанса насчёт Вайолет.

Я содрогнулся всем телом, а к моему горлу вновь подступил тошнотворный клубок. Риты быстро поставила свой кейс на пол и пересела на койку рядом со мной.

– Я понимаю тебя, Стас, – сказала она, взяв меня за руку. – Отчасти понимаю. Ведь я была знакома с Махдевом, и мы… нет, между нами ничего не было – но вполне могло быть. При мысли об этом мне становится плохо. – Девушка зябко поёжилась. – Это чисто физиологическая реакция.

От прикосновения её руки, от того, что она сидела так близко ко мне, моя тошнота отступила. Я чувствовал запах волос Риты – он был тёрпкий и невыразимо приятный. Живой человеческий запах – запах настоящей земной женщины.

– Может, в чём-то Ахмад и прав, – сказал я. – У нас, людей, патологическая ксенофобия.