Мэтью Стовер - Star Wars: Уязвимая точка

Недовольным.

Это было… странно. Неудобно.

Его невероятная честность перед самим собой не позволила ему отбросить слово, которое правильно описывало ощущение.

Он был неудовлетворен.

Из личных дневников Мейса Винду

Не знаю, сколько я там стоял, хмуро уставившись в небо. Наконец, я достаточно овладел собой, чтобы соскользнуть со спины Гэлфры и отпустить связь с ней. Обретя свободу, она отправилась вверх по склону, по обжигающим камням в поисках Шрам.

Ник, спотыкаясь, спустился по склону, обходя затухающее пламя и полурасплавленные камни, что по-прежнему светились темно-красным. Похоже, он был сильно впечатлен боем. Он казался безумно счастливым, нервозный энтузиазм переполнял его, опьяненного адреналином и по-детски улыбчивого. Я не слишком хорошо помню, что он тогда говорил, кроме одной фразы про то, что я «не человек, а офигенная боевая машина».

Что-то вроде этого. Я не уверен, что он сказал именно «офигенная».

Большая часть того, что он говорил, потонула в реве внутри моей головы: ураган внутри моего сердца, отзвуки взрывов битвы и уходящее ощущение слияния с Силой.

Когда он дошел до меня, я заметил, что он ранен: кровь текла по лицу и шее из глубокого пореза на голове, возможно пореза от какого-нибудь каменного осколка. Но он продолжал без умолку говорить о том, что никогда не видел ничего подобного, пока я не остановил его, взяв за руку.

– У тебя идет кровь, - сказал я ему, но темное свечение не исчезло из его ясных голубых глаз. Он продолжал твердить: «Один против трех ТВК. Трех. Один».

Я сказал ему, что я был не один. И процитировал Йоду:

– Мой союзник - Сила, - он, кажется, не понял, так что-я пояснил. - На моей стороне было численное преимущество.

То, что произошло затем, я помню невероятно живо, невзирая на то, как бы я хотел стереть это из своей памяти.

Я все еще не мог заставить себя не смотреть вслед.: двум поврежденным кораблям, которые к тому моменту превратились в две маленькие дюрастильные точки, двигающиеся по безграничному небу. Ник проследил за моим взглядом:

– Да, я знаю, что ты чувствуешь. Жалеешь, что не поджарил их всех, да?

– Что я чувствую? - я резко повернулся к нему. - Что я чувствую?

Мне внезапно нестерпимо захотелось ударить его в лицо. Захотелось настолько сильно, что у меня даже сперло дыхание. Я хотел… мне было необходимо ударить его. Ударить его в лицо. Почувствовать, как мой кулак дробит его челюсть.

Чтобы он заткнулся.

Чтобы он не смотрел на меня.

Понимание в его голосе, знание в его холодных голубых глазах…

Я хотел ударить его потому, что он был прав. Он знал, что я чувствовал.

Это желание было настолько уродливым, что просто шокировало меня.

Он сказал, что я хотел уничтожить и улетевшие корабли. Да, я хотел сорвать их с неба и увидеть, как они полыхают. Никаких мыслей о том, что я уже забрал жизни людей в первом корабле. Никаких мыслей о жизнях, которые я бы забрал из этих двух. Я сквозь Силу ощупал горящие обломки на склоне, ища чего-то среди пламени.

Мне бы хотелось думать, что я искал выживших. Проверял, не осталось ли там людей раненных достаточно слабо, чтобы их можно было спасти из-под обломков. Но если быть полностью честным, я не могу этого утверждать.

Возможно, я просто хотел почувствовать, как они горят.

И если быть честным, я не могу сказать, что жалею о том, как повернулся бой.

Я забрал их жизни в самозащите и защите других, но ни я, ни эти другие не были невиновными. Я не могу с чистой совестью утверждать, что мои корунайские компаньоны более заслуживают жизни, чем те люди, что были в ТВК. Я не могу назвать то, что я совершил на перевале, исполнением моего долга джед'ая.

То, что я совершил там, не имело никакого отношения к миру.

Кто-то мог бы это назвать военным инцидентом: так уж случилось, что маленькую группу партизан-убийц сопровождал мастер-джедай, и из-за этого вдовам и детям команды «орабля пришлось пережить самые ужасные потери в их жизни. Ктото мог бы назвать это военным инцидентом… Даже я мог бы…

Если бы это хоть сколько-то напоминало инцидент.

Если бы я не старался до этого сбить этот корабль. Если бы я не ощущал лихорадку в своей крови: кровавую лихорадку.

Жажду победы. Жажду победить любой ценой.

Кровавую лихорадку.

Я чувствую ее даже сейчас.

Она не поглощает меня, я еще не зашел так далеко. Пока. Просто она стала предпочтительным выбором. Ожиданием. Неудовлетворенным предвкушением.

Это плохо. Не худшее, что могло бы быть, но достаточно плохо.

Я уже давно осознал, что здесь я в опасности. Но только теперь я начинаю понимать, насколько близка и темна эта опасность. Я даже не думал, что ХаруунКэл настолько близко подвел меня к последней черте.

Это побочный эффект погружения в Силу для использования ваапада. Мой стиль дарует великую мощь, но и несет невероятный риск. Кровавая лихорадка - это болезнь, которая может убить любого, кого она коснется. Чтобы использовать ваапад, ты должен позволить себе получать удовольствие от битвы. Ты должен окунуться в возбуждение боя. В жажду победы. Вот почему столь малое количество учеников пыталось постичь этот стиль.

Ваапад ведет сквозь полутень темной стороны.

Здесь, в джунглях, эта граница становится невероятно тонкой. Ночь лишь на расстоянии шага. Я должен быть очень, очень аккуратным здесь.

Или я смогу понять, что случилось с Депой, слишком хорошо.

Мейс опустил голову. Бурлящее оживление от боя постепенно уходило из конечностей, оставляя их тяжелыми и болящими: у него оказалось несколько ожогов от брызг плазмы и кусочков полурасплавленных камней.

Он заставил себя посмотреть назад, на перевал, сквозь угасающий огонь и черные клубы рассеивающегося дыма На перевале лежали мертвые акки, мертвые и раненые траводавы, Шрам, и Беш, и Лиш.

Он вспомнил утреннюю интуитивную вспышку Силы.

– Ладно, успокойся, - сказал он Нику. Удивительно, насколько уставшим он внезапно стал. - Кажется, у нас есть пострадавшие.

Они поднялись вверх по склону из щебня. Шрам к тому времени уже дохромала до своего раненого траво-дава и качала головой: зверь был сильно обожжен. Один из боков представлял собой сплошной ожог. Она обошла шестиметровое тело, присела на одно колено и погладила голову траводава. Зверь тихо простонал от боли и ткнулся носом в ее ладонь. Шрам достала пистолет. И выстрелила траводаву чуть ниже глаза на лбу.

Резкий хлопок пистолета эхом отразился от стен ущелья. Для Мейса он прозвучал как знак препинания: точка в конце битвы. А эхо превратило его в саркастические аплодисменты.