Галина Романова - Собачья работа

Собственно, в этом не было ничего удивительного — моя квартирная хозяйка и работодатель по совместительству считалась одной из лучших городских целительниц. Мало ли зачем она понадобилась? Слышала, у князя в семье имелся маленький ребенок. Вдруг он заболел? Или — мелькнула шальная мыслишка — это посланцы того самого парня приехали, чтобы расплатиться с Яницей за уход и заботу? А что? Очень может быть.

Пажи проводили меня заинтересованными взглядами — мальчишкам было скучно, и каждая мелочь поневоле привлекала их внимание. Я же и бровью не повела — открыла калиточку, прошла мимо газона, толкнула дверь…

В передней-приемной оказалось тесно от гостей. Сама Яница стояла перед сидевшим на стуле парнем, тем самым, которого пользовала незадолго до полнолуния. Справа и слева от него переминались с ноги на ногу два рыцаря. Одного я вспомнила сразу — седоголовый ветеран, старый рыцарь, которому активно не понравился мой костыль, Генрих, кажется. Второго видела первый раз — это был мужчина лет тридцати с небольшим, высокий, худощавый, симпатичный, но какой-то вялый. В сидевшем на стуле раненом парне было больше жизни, чем в нем. Еще двое, простые гайдуки, навытяжку стояли у порога.

Яница и знакомый мужчина что-то выясняли, но замолчали, стоило моей деревяшке стукнуть о порог. Шесть пар глаз — пять мужских и женские — уставились на меня.

— Вот она, — просто сказала Яница.

Мужчина вскочил. Короткий плащ распахнулся при этом движении, и стало заметно, что одна рука у него до сих пор на перевязи. Ну да, прошло меньше недели, и рана пока еще не зажила…

— Это вы? — воскликнул он с каким-то юношеским восторгом и повернулся к своим спутникам: — Я же говорил, что мы ее найдем!.. Госпожа… э-э…

— Дайна. Дайна Брыльская, из шляхтичей Брыльских, ясный пан…

До меня дошло, что я тоже не знаю его имени.

Спас этот самый Генрих.

— Перед вами, госпожа Брыльская, князь Витолд-Яромир, сын Доброуша Войча Пустопольского, — произнес он одновременно гордо и презрительно.

Ого-го! А сказки все-таки бывают! Он князь! Настоящий! Не ошиблась-таки Яница! Я посмотрела на целительницу и увидела, что та исподтишка делает какие-то странные знаки.

— Прошу простить, я…

— Дайна, — повторил князь с какой-то странной интонацией. — Я… э-э… хотел вас попросить… поблагодарить…

— Не меня благодарите, а госпожу Яницу, — перебила я, стараясь не обращать внимания на возмущенное фырканье Генриха, — если бы не она и ее искусство…

— Если бы не вы и не ваша отвага, госпоже целительнице было бы нечего делать! — пылко воскликнул мужчина. — Я вас искал.

— Чтобы сказать «спасибо»?

— Чтобы сделать вам предложение…

Вот тут я онемела. Честное слово, не ждала от судьбы подобного поворота! Ни с того ни с сего…

— Вы меня не так поняли, — торопливо поправился князь и отчего-то засмущался. — Я не то имел в виду. Я…

Он как-то странно покосился на остальных, словно застеснялся, и Яница коротко поклонилась, сложив руки на переднике:

— С позволения ясновельможного пана, я вас ненадолго оставлю. У меня в печи томятся целебные отвары, за ними нужен глаз да глаз. И если ваша милость не будет против, могу угостить господ медовухой, настоянной на травах.

— Да-да, — князь Витолд несколько раз небрежно кивнул, словно бы отмахиваясь от целительницы, как от мухи. Гайдуки отлепились от косяка и послушно потопали за хозяйкой на кухню. Дверь была хлипкой, подслушать ничего не стоило, но хотя бы создавалась иллюзия уединения. Тот мужчина, что стоял за стулом князя Витолда, ушел вместе с ними.

— Генрих, — тихо промолвил князь, не сводя с меня пристального взгляда. — Я знаю, ты…

— Не одобряю, — так же тихо промолвил седой ветеран, — но и препятствовать не стану. Ты уже взрослый, тебе пора самому принимать решения… и отвечать за свои поступки!

С этими словами он вышел. На улицу. Мы остались вдвоем. Помявшись, князь Витолд снова сел на стул. Было заметно, что испарина выступила над его верхней губой. Видимо, он еще не пришел в себя после нападения.

— Госпожа Дайна, — помявшись, начал он.

— Просто Дайна.

Он торопливо кивнул:

— Понимаю, это звучит странно, но я пришел, чтобы сделать вам предложение. Это не то, что вы подумали, слово чести! Просто после той нашей встречи я много размышлял. Я нарочно всех удалил, чтобы никто не догадался о том, что я знаю… В общем, меня хотят убить…

Не понимаю, почему, но после этих слов, сказанных ровным тихим голосом (так обычно сообщают о перемене погоды), по моему позвоночнику словно конница проскакала. И вместо копыт — ледышки.

— Вы уверены, ваше сиятельство?

— Да… то есть нет. Догадываюсь, но… Не вижу причин! Я никому не перешел дорогу, получил титул и наследство после гибели отца. Все близкие и дальние родственники тоже пристроены. Ни вдовы, ни сироты не обижены, да наш род не настолько многочисленный, чтобы кого-то можно было забыть или упустить из виду. Отец еще перед войной раздал все долги, как чувствовал… Мой отец погиб на войне, — сообщил он как бы между прочим. — Ни у кого нет причин меня ненавидеть… Я так думал до недавнего времени. Но несколько недель назад… В общем, произошел несчастный случай. Можно было не обращать внимания, но потом в моей спальне… И еще через несколько дней… Генрих — это старый друг моего отца и мой воспитатель — уверяет, что всему виной мое богатое воображение. Да и я сам знаю, что иной раз могу нафантазировать такое, что мало не покажется. — Он улыбнулся своим мыслям, но тут же посерьезнел. — В общем, я запутался. Мне страшно. И я хочу нанять охранника…

— И поэтому отправились в «Кровавую Мари»?

— Да. На этом настоял Генрих. Там собираются наемники. Я думал найти там человека… Ничего не вышло.

Я кивнула. М-да, некрасивая получилась тогда история. Впрочем, этот парень сам виноват — нечего было трясти перед всеми тугой мошной. Вот, например, Яго — я в нем уверена. А остальные…

Я тогда так и сказала ему — мол, знаю, кто вам нужен, — но мужчина затряс волосами:

— Нет-нет! Дайна! Вы не так поняли! Я хочу нанять вас!

— Меня? — пришлось схватиться за подоконник, чтобы не упасть. — Охранником?

— Телохранителем.

— Нет!

— Почему? — У него аж губы затряслись, как у ребенка. Не терплю слабых мужчин. Сейчас еще умолять начнет, канючить, давить на жалость… противно! — Я заплачу! Сколько вам надо? Двадцать? Или пятьдесят злотых? Я могу и больше дать, только соглашайтесь!

— Вы не понимаете, ваше сиятельство! Посмотрите на меня! Я же — женщина!

— И симпатичная! — запальчиво воскликнул он. Погорячился, наверное. Или нарочно соврал, думая, что все женщины одинаково падки на лесть.