Гейл Карсон Ливайн - Самая красивая

К утру даме Этель стало настолько хуже, что она не смогла покинуть гостиницу. Герцогиня велела отцу позвать доктора. Потом, решив продолжить путешествие в королевский замок без спутницы, она распорядилась, чтобы я помогла ей одеться.

– Больная компаньонка – сущее наказание, – заявила она, когда я шнуровала ей корсет.

– Мм, ваша светлость, – дипломатично отреагировала я.

– Обязательно найдутся критики, которые набросятся на меня за то, что я отправилась в дорогу одна. Но я не держу лишней компаньонки. Это не принято.

Герцогиня шагнула в свой кринолин.

– Принеси лиф, – приказала она, а потом пропела: – Имилли выглядит исхудавшей.

– Она стареет, ваша светлость. – Я протянула ей лиф.

– Вот еще! Она совсем не старая. Помоги мне справиться с крючками.

Я послушно взялась за крючки.

– Ты вроде бы подросла. По-моему, стала даже выше Этель.

– Теперь юбку, ваша светлость?

Герцогиня бросила на меня оценивающий взгляд.

– Платья Этель пришлись бы тебе впору.

Гости иногда оставляли матери кое-что из одежды. Наряды дамы Этель напоминали клоунские. Я засомневалась.

– Спасибо, но…

– Не навсегда! Только чтобы надеть на свадьбу.

– Какую свадьбу, ваша светлость?

– Эза! Мне казалось, ты не такая тупая, как большинство крестьян.

– Простите… – У меня перехватило дыхание. – Королевская свадьба? Ваша светлость, вы говорите о королевской свадьбе!

Я пришла в ужас. В замке соберутся сотни незнакомцев, и все они, как один, уставятся на меня, впервые увидев такую уродину.

Но мне хотелось посмотреть на Иви и короля, послушать пение. А петь на королевской свадьбе будут замечательно. Герцогиня рассказывала, что на следующий вечер после свадьбы устроят еще одну спевку. Я могла услышать все придворные голоса, исполняющие соло.

Родители согласились меня отпустить. Да и как можно было отказать герцогине? А за свою некрасивую дочь они порадовались. Оба вместе с моими братьями вышли к карете, чтобы меня проводить.

Мама велела все хорошенько запомнить во время моего пребывания в замке.

– Твоей сестре захочется услышать о последней моде. А я, – она слегка смутилась, – мечтаю узнать о новых прическах.

– Обрати внимание на то, как управляют замком, дочь, – сказал отец. – Замок – та же гостиница, только побольше.

– Пой громче, Эза, – сказал Олло. – Пусть король услышит выдающийся голос «Пуховой перины».

Я разрумянилась.

– Не волнуйся. С твоим голосом ты могла бы выглядеть еще хуже, и это не имело бы значения, – напутствовал меня Ярри.

– Ярри! – возмутилась мама.

– Я всего лишь хотел сказать…

– Тихо, сын. – Отец вынул из кармана четыре медных йорта и пропел: – В замке тебе пригодится позвякивающий кошелек.

Я чуть не расплакалась. Отец такой добрый. У меня до сих пор не было даже оловянного йорта. Я спрятала монетки в ридикюль.

Лакей посадил герцогиню и меня в карету. Мама помахала нам вслед посудным полотенцем.

Дверца кареты захлопнулась, и герцогиня откинулась на парчовую спинку.

– Жаль, что ты такая… – Она умолкла, но потом продолжила в духе Ярри: – Будь ты хорошенькая, да с таким голосом, эта поездка могла бы стать для тебя судьбоносной.

Пока мы ехали в карете к замку Онтио, герцогиня рассказывала о своих кошках, а я штопала чулок из корзинки, которую она мне сунула. На ночь мы остановились в гостинице, где и постели и овсянка были комковатые. Хозяин гостиницы пялился на меня, совсем как гости «Пуховой перины».

Утром дорога пошла круто вверх – мы достигли подножия горной цепи Ормалло. Склоны были усеяны огромными валунами.

Замок Онтио находился на самой высокой горе Ормалло, примерно на полпути к вершине. А где-то под горной цепью располагались Пещеры гномов. Я вспомнила предсказание жамМа – мол, я увижу его здесь и надо мной нависнет опасность. Пророчество по-прежнему казалось абсурдным, хотя я и приблизилась к его дому.

Карета свернула на повороте. И вот над нами неожиданно возник заросший зеленым плющом замок.

Меня учили, что в замке шестнадцать башен – пять квадратных и одиннадцать круглых. Мне показалось, что они следят за нами, и я попыталась угадать, какие они – дружелюбные или враждебные. Если дружелюбные, то можно надеяться, что они не изменят ко мне своего отношения, когда я подъеду ближе.

Карета прогрохотала по разводному мосту. Во рву плавали лебеди, четыре белых и один черный. Карета остановилась. Я услышала пение – пели птицы, пели люди. Лакей в королевской ливрее помог герцогине выбраться из кареты. Я выпрыгнула вслед за ней.

У входа несло караул высокое Тройное дерево. Герцогиня вошла в замок, за ней последовали два лакея и кучер, каждый тащил по сундуку. Я замыкала шествие, прижимая к груди свой саквояж.

В Большом зале я остановилась. Птичье пение здесь раздавалось громче. Я взглянула наверх. Под потолком, далеким как небеса, летала целая стая жаворонков. Трубадур у дверей играл на лютне и пел аортийскую песенку-чепуху. Я слушала его, открыв рот.

Ему подпевал жонглер, подбрасывавший в воздух семь серебряных палочек. За жонглером наблюдали четверо придворных. Крестьянка, державшая поднос с засахаренными каштанами, ждала покупателей. Тут же стоял сокольничий с привязанной к запястью птицей в колпачке.

Я не могла оторвать глаз от придворных. Три дамы стояли ссутулившись и выставив вперед бок. Мама сочла бы такую позу ужасной, но мне она показалась светской и привлекательной. Я тоже выставила бок по их примеру и сразу почувствовала себя по-дурацки. Пришлось бросить эту затею.

Арейда была симпатичнее любой из этих женщин. Я же была страшнее всех.

– Эза!

Я поспешила за герцогиней, так и не закрыв рта от изумления.

Моя спальня оказалась великолепной, правда не такой роскошной, как у герцогини. Кровать была из красного дерева, с балдахином, украшенным бахромой в три дюйма!

В «Пуховой перине» у нас тоже были ковры, но потертые до залысин. Здесь же лежали ковры новые, пружинистые, с яркими рисунками. В моей комнате их оказалось целых четыре. Пусть маленькие, но четыре!

Я сняла дорожное платье и набросила юбки на зеркало туалетного столика. Потом подошла к умывальнику из мрамора, такому холодному и гладкому, что рука невольно потянулась его погладить. Налила воды из кувшина в тазик. В мыльнице лежала маленькая скульптурная фигурка зеленого дракона размером с гусиное яйцо. Дракон открывал пасть, но не выдыхал огонь. Получалось, будто он пел.