Элеонора Раткевич - Время золота, время серебра

— Моя леди… Моя леди устала?

— Да, Джеральд… Ждать тяжелее, чем сражаться самому, когда-нибудь ты это поймешь.

— Моя леди… Моя леди ждала всех или…

И всех и "или", а вот Дженни ждала одного. Своего рыцаря. Славное сердечко… Джеральду повезло, хотя откуда ему об этом знать? Для живых чужие души — потемки. Тебе не повезло, Эдон, ты так и не узнал всей силы женской любви, теперь уже поздно. Хотя, может быть, это и к лучшему. Что бы стало с твоей возлюбленной после Айнсвика?..

Вот цена жадности Якша и его предшественников! Поражение, поражение, нанесенное гномам их же оружием! Мечи и шлемы желтоволосого и его стаи ковались в Петрии!

— Мой гросс, — в глазах Пиноваца пряталось что-то гадкое, — мой гросс, возвращение в Айнсвик было ошибкой, следовало…

— Замолчи, бригштандер, или ты спустишься отсюда штандером!

— Повиновение гроссу, — Пиновац поднял руку и убрался.

А ведь он рад поражению, рад, теперь он будет бубнить об этом всем и каждому, чтобы позабыли его собственный позор с рекой. Надо его сместить и назначить Сконе Минтуса, этот верен, молод и еще не обзавелся подпевалами. Решено, Пиновац отправится в обоз!

— Ронинг!

— Мой гросс!

— Где переростки?

— Они ушли.

Странно, очень странно, но, может быть, они не покидают Коднорских холмов, тогда вдвойне глупо было в них торчать. Если желтоволосому так нужно это пекло, пусть делает в нем, что хочет. Выкуривать его оттуда по приказу владыки будут другие переростки, а сейчас в Торнэлл! Как бы то ни было, нужно идти вперед, и идти быстро.

— Тех, кто не может идти, оставить здесь. Мы не можем задерживаться.

— Мой гросс, — замялся толстяк, — воинам это не понравится. Они могут подумать, что их ждет то же.

— Получивший увечье от переростка не может считаться хорошим бойцом. Когда они окрепнут, они нас догонят, но мы не можем упускать победу из-за дурных воинов. Мы выступаем немедленно!

— Повиновение гроссу.

Ронинг боится, жирные всегда трусливы, а излишне худые с тонкими голосами глупы. Как Штребель! Но рядом с глупцами и трусами заметнее истинное величие. Маэлсехнайли Моосбахер усмехнулся. Он больше не станет слушать ничьих советов, и он победит. Залог удачи — исчезновение преследователей!

Платформа медленно катилась среди неубранных полей и оставленных деревушек. Воины с вожделением поглядывали на брошенные дома, в которых были погреба, но это потом! За Торнэллом ждут живые деревни и города, негоже гномам уподобляться мышам и собирать объедки, им принадлежит все. Мерное покачивание навевало дремоту, если бы не проклятое солнце, все было бы просто прекрасно. Штребель — дурак, но он знает, что и как сказать воинам, он объяснит, что гном, позволивший себя ранить, виновен перед богом Глубин и гроссом, гном должен побеждать…

— Мой гросс, впереди люди. Проклятье желтоволосому!

— Как далеко?

— Около четырехсот шагов. Мой гросс, это другие люди.

Они действительно были другими. Пешими… Прекрасно, это будет легкая победа, но она поднимет боевой дух. Маэлсехнайли чуть ли не с благодарностью смотрел на кое-как вооруженных переростков, попытавшихся перегородить тракт, проходящий меж двух отлогих склонов. Ни одной лошади, ни единой, только пехота!

— Боевое построение!

В первый раз за последние месяцы трубы сигнальщиков запели не просто громко, но весело. Они вырвались из сухой жаркой западни, и теперь пойдет настоящая, веселая война, война, о которой они мечтали, покидая Петрию!

Ощетинившийся железом зверь медленно и величественно двинулся на жалкий заслон. Люди молча ждали. И это тоже было хорошо, оскорбительные выкрики всадников доводили до исступления. До врагов оставалось сто двадцать шагов, сто, восемьдесят…

Конечно, эти катапульты и близко не стояли с теми, что были в крепости Зенкар, но от них и не требовалось простоять века. Десяток залпов, сотни две снарядов, и хватит.

Джеральд с усмешкой оглядел ползущий внизу шарт. Собрались раздавить почти безоружное ополчение, но зелье фаластымца Калиника будет для вас сюрпризом. Золотой Герцог с гордостью глянул на Джейн, мысль о катапультах принадлежала Деве, но секрета фаластымского огня не знала даже она. Наши дела возвращаются к нам странным образом. Он вусмерть разругался с ледгундскими тогда еще союзниками, запретив разрушать стены сдавшегося города. В благодарность бородатый фаластымец заставил "олбрийского витязя" запомнить, как смешивать горную кровь, смолу, серу и селитру. Он посмеялся, но все же привез с собой "горной крови" — черной, пахучей, маслянистой… Мало привез, но здесь много и не понадобится.

— Милорд, — барон Бин был бледен, но держался, — голова поравнялась с вешками.

Джеральд махнул рукой.

— Давай!

Катапульты жутко заскрипели, подбрасывая в белесое небо камни.

Гномы родились и выросли среди камней, они знали камни, чувствовали их, даже молились им, но на сей раз камни стали союзниками людей. Здоровенные булыжники с грохотом обрушились на ползущий шарт. Они все рассчитали верно, они молодцы.

— Шары!

Только б он ничего не напутал, только б ничего не напутал фаластымец!

Глиняные шары устремились вслед за камнями и обрушились на недомерков. Они разбивались, взрываясь жидким зеленым пламенем, каждая капля которого прожигала тело насквозь. Старик из Зенкара не солгал.

— Фаластымский огонь! — выдохнул барон Бин. — Фаластымский огонь!

Да, именно он, тайное и страшное оружие южан, все еще сдерживающее господних воинов на подходе к Святым землям. Ну, недомерки, что будете делать? Если у вас в голове есть хоть что-то, броситесь вперед, чтобы смести людей и захватить страшные машины. И это у вас получится…

— Барон, они сейчас пойдут. Мне пора. — Джеральд наклонился к уху барона и шепнул: — Берегите Деву.

— Милорд, не сомневайтесь.

Джеральд уже не слушал — на Бина можно положиться. Золотой Герцог склонился в поклоне перед Джейн:

— Моя леди, пожелайте нам удачи!

Она наверняка что-то ответила, но нельзя перед боем думать о голубых глазах. Джеральд вскочил на Уайтсоррея, успев заметить, что недомерки таки побежали к расстрелявшим свое катапультам. И прекрасно, значит, крестьяне не зря рыли волчьи ямы.

Лэннион уже был в седле, они махнули друг другу руками и тронули коней. Зачем слова? Все уже говорено-обговорено. Двумя клиньями из-за пешего ополчения с флангов, обходя ловушки, по смешавшейся толпе! Это уже не танец, не обман, это настоящий бой, который должен стать последним.