Алексей Евтушенко - Колдун и Сыскарь

У самого коровника разделяемся. Лобан скрывается за углом, я тихо-тихо тяну на себя калитку, устроенную в воротах коровника специально для человека, и проникаю внутрь. «Отвори потихоньку калитку», — немедленно вспомнились слова и музыка известного романса. Отставить песню. Хорошо, петли смазали. Вообще неплохо подготовились, прямо скажем. Теперь бы ещё чуть-чуть удачи…

Пригнувшись, на полусогнутых — весь слух и зрение — Сыскарь крался вдоль стойл, в которых лёжа спали элитные парнокопытные.

Ближе к противоположному концу строения — там, где располагались стойла отелившихся коров вместе с клетками для телят, под потолком, старалась хоть как-то рассеять мрак шестидесятиваттная лампочка дежурного освещения. Всё лучше, чем ничего. Фермер Саша объяснил, что если основной свет не выключить, то коровы в большинстве своём будут ночевать стоя и, значит, пардон, меньше спать, а больше жрать и срать. А это никому не надо. Ни ему, ни скотникам, ни самим коровам. Потому что ночью не только человеку, но и его домашним и окультуренным животным спать положено. Невыспавшаяся корова — это уже нервная и раздражённая корова. Значит, считай, потери в молоке, мясе и общей прибыли.

Чёрт возьми, всего за один день он, Андрей Сыскарёв, узнал о бурёнках-кормилицах больше, чем за всю прошедшую жизнь! Вот и этим тоже его профессия интересна — с чем только не приходится в ней сталкиваться…

Так. Длина коровника чуть меньше двадцати метров, если судить по чертежу, и он уже прошёл половину этого расстояния. Ну, где же ты, гад, покажись, не стесняйся.

Он остановился и тихонько свистнул.

Что-то звякнуло слева и впереди. Громко замычала разбуженная обитательница стойла, и через проход метнулась на четвереньках тёмная фигура.

Всё-таки зверь?!

— Свет!!! — заорал Сыскарь.

Вспыхнули лампы под потолком — это сторож, как и было договорено, дёрнул по сигналу рубильник.

Вскочили на ноги и, судя по звуку, немедленно опорожнили кишечники несколько коров.

Потянуло свежей вонью…

Сыскарь, держа пистолет в обеих руках, сделал три широких быстрых шага вперёд, и в эту же секунду прямо на него, нос к носу, выскочил тот, на кого они устроили засаду.

Волк?!

Морда в крови, острые уши прижаты к черепу, серо-бурая шерсть дыбом, раскосые глаза горят жёлтым огнём, из оскаленной пасти капает слюна. И рык. Низкий, угрожающий.

Ох, и здоровый же, сволочь, даже не знал, что такие бывают, успела промелькнуть мысль, пока «Грач» вместе с держащей его рукой перемещался на линию прицела.

«Не стреляй, не надо», — явственно и убедительно произнёс чей-то голос в голове Андрея.

Сыскарь опешил. Палец, уже выбравший свободный ход спускового крючка, словно заледенел, отказываясь двигаться дальше.

Волк прыгнул.

Сыскарь выстрелил и промазал.

Зверь, словно кеглю, сшиб Андрея с ног (на мгновение тот почувствовал тяжелый сладковатый запах свежей крови, идущий из его пасти) и ринулся к воротам.

— Дверь!!! — заорал частный сыщик, одновременно переворачиваясь на живот и открывая огонь.

Потом он не раз прокручивал в памяти события, уложившиеся в эти самые, вероятно, длинные в его жизни пятнадцать — восемнадцать секунд, пытаясь понять, отчего не выстрелил сразу, как только увидел перед собой этого жуткого зверя.

«Но ведь я уже практически стрелял, — оправдывался Сыскарь перед самим собой. — И тут этот голос. Прямо в голове. Да громко так. Я бы даже сказал, властно. Любой бы растерялся на моём месте».

«Но ты — не любой. У тебя боевой опыт. И ты лучше многих знаешь, что побеждает тот, кто стреляет первый и сразу. Какой бы избитой данная истина ни казалась. Подумаешь — чужой голос в голове. Да хоть труба Иерихонская! Ты обязан был выстрелить».

«Знаю. Я и выстрелил»

«Ты выстрелил, когда он прыгнул и ударил тебя лапами в грудь. Ты, считай, падал и стрелял туда, где его уже не было. В пустой след. Машинально. Потому и не попал».

«Ладно, согласен. Но потом, пока он нёсся к воротам коровника, я выпустил в него четыре пули. Четыре! И все прошли мимо. Кроме последней. Да и та лишь задела по касательной, шкуру малость попортила, и всё. Он как будто заранее точно знал, когда я нажму на спусковой крючок, и в это же мгновение прыгал чуть в сторону, менял направление движения. Да я, считай, видел, как пули проходили от него в паре миллиметров буквально! Шерсть вздымалась!»

«В миллиметрах не считается. К тому же четвёртый выстрел был точен. Почти. Ты схитрил и в самый последний момент, когда боёк ударил по капсюлю, повёл оружие влево — туда же, куда он прыгнул».

«Да, следовало догадаться раньше. Уже на втором выстреле. Или хотя бы на третьем. Но я догадался на четвёртом. Поздно. Слишком поздно…»

Так всё и было. Сквозь грохот «Грача» и ошалелое мычание проснувшихся коров волк скачками нёсся по проходу к воротам. Сыскарь лёжа удерживая пистолет двумя руками, стрелял и мазал раз за разом. Только четвёртая пуля прочертила в боку волка кровавую полосу, когда он совершал последний прыжок, нацеленный в калитку. Зверь взвыл на лету, ударился о калитку всем телом и вывалился наружу, мгновенно исчезнув из поля зрения.

Сыскарь оттолкнулся от пола руками и с низкого старта бросился вдогонку.

Снаружи ударили пистолетные выстрелы (ну, Ваня, хоть ты попади!) — раз, второй, раздалось громкое яростное рычание и крик боли, переходящий в отборный мат, после чего как по заказу захлебнулись отчаянным лаем сторожевые алабаи.

Проснулись, собачки, суку-мать вашу…

С пистолетом в руке и бухающим сердцем в груди, готовый убивать, Сыскарь выскочил из коровника.

Но убивать было некого, волк ушёл. А на земле, обхватив ладонью горло, сидел друг, боевой товарищ, напарник и компаньон Ванька Лобанов. Лобан. И при зыбком, призрачном, но вполне достаточном свете полной луны было хорошо видно, как из-под пальцев Ивана сочится и бежит вниз, заливая куртку и майку, тёмная кровь.

— Лобан!!!

Андрей рухнул перед другом на колени, сунул «Грач» в наплечную кобуру и выхватил из внутреннего кармана куртки пакет с бинтом (закон, вызубренный ещё на Северном Кавказе, — индивидуальный перевязочный пакет должен быть на задании всегда при тебе):

— А ну, ложись!

Содрал с себя куртку, свернул, подложил другу под голову.

— Не успел… прости… я стрелял…

— Молчи, дурак. Сейчас посмотрим… Ну-ка, убери руку… Та-ак…

Хреново дело. Кажется, сонная артерия задета. Кровища так и хлещет. Ладно, делаем как учили.

Андрей прижал большим пальцем артерию ниже раны, перекрывая доступ крови.

Разорвал зубами бумажный пакет.