Чудак на холме - Лев Юрьевич Альтмарк

© Альтмарк Л., 2018

© Издательство «Союз писателей», 2018

© ИП Суховейко Д. А., 2018

* * *

1 сентября 1911 года в Киевском оперном театре давали «Сказку о царе Салтане» Римского-Корсакова. Меры предосторожности были, естественно, повышенные, потому что на представлении присутствовали сам государь с дочерями и многие из сановников самого высокого уровня. Среди них был и Пётр Аркадьевич Столыпин.

Всё шло своим чередом, и многие в зале с интересом поглядывали на царствующих особ и их приближённых. Свободных мест, само собой разумеется, не было, но не потому, что спектакль был как-то по-особенному хорош, а, скорее, из-за высокопоставленных гостей. Ещё бы! Увидеть одновременно весь цвет Российской империи, да к тому же в Киеве – такое случается нечасто.

Никто и внимания не обратил на скромно одетого молодого человека, пробравшегося сюда через актёрский вход, так как приобрести входной билет обычными способом в театральной кассе не представлялось возможным. Конечно же, наблюдающие за порядком полицейские сразу приметили его, но задерживать не было повода, ведь под лёгкой курткой нараспашку никакого оружия не просматривалось, а то, что у парня нет билета, – так это не их проблема. Есть на то распорядители и билетёры, с них и спросят, если возникнет необходимость.

Молодой человек пробрался назад и укрылся за спинами тех, у кого были стоячие места. Некоторое время спокойно наблюдал за происходящим на сцене, но к началу второго антракта вдруг оживился и стал пристально разглядывать окружающую публику и задние ряды амфитеатра, где находился простой люд, заранее сумевший приобрести билеты в театральных кассах.

Наконец занавес в очередной раз закрылся, и загорелся свет. Зрители начали вставать со своих мест и как бы невзначай выходить вперёд, чтобы хоть краем глаза понаблюдать за царствующими особами, спокойно сидящими в центральной ложе. Встали с кресел в партере и Столыпин с бароном Фредериксом. Неспешно прогуливаясь, они подошли к рампе, где к ним присоединился богатый землевладелец граф Потоцкий, и там принялись о чём-то степенно беседовать.

И вдруг сзади среди толпящихся людей поднялся какой-то шум и раздались крики. Наш молодой человек неожиданно набросился на худощавого темноволосого мужчину в мешковатом, застёгнутом на все пуговицы пиджаке и, повалив его в проходе между рядами, принялся ожесточённо молотить кулаками. Пиджак избиваемого мужчины распахнулся, и из внутреннего кармана с грохотом выпал и заскользил по паркету большой чёрный револьвер.

Стоящие у рампы Столыпин, Фредерикс и Потоцкий нахмурились, а Столыпин даже закричал зычным капризным голосом, обращаясь к кому-то на балконе:

– Ну что там у вас опять происходит? Сколько можно ещё дублей снимать?! Когда этот бардак наконец закончится?!

К барахтающимся на полу людям тут же подбежали крепкие парни в бейсболках и куртках с надписью «Охрана» и подхватили обоих под руки.

В зал вкатился шариком пожилой человечек с растрёпанной бородкой и истерически закричал:

– Кто пустил на площадку этого урода? У меня график съёмок трещит по швам, а вы!.. Это же сериал в шестнадцать серий, а не какая-то короткометражка, время строго лимитировано!

Человек, из кармана которого выпал пистолет, привстал на четвереньки, недоумённо поправил отклеившиеся усики и развёл руками.

Подоспевшие работники милиции поскорее увели нападавшего парня, сорвавшего съёмки нового исторического сериала. Некоторое время спустя работа возобновилась в прежнем режиме.

В кабинете моего непосредственного начальника майора Дрора всегда тихо и мирно. А после шума и вечной беготни в длинных коридорах полицейского управления – вообще кладбищенский покой.

Но сейчас Дрор не один. Напротив него сидит невзрачный человек в официальной белой рубашке, галстуке и пиджаке, каковых у нас в Израиле почти никто не носит. За исключением, может быть, членов Кнессета, да и то лишь на официальные мероприятия, когда ситуация требует строгого дресс-кода. Сразу чувствуется, что сегодняшний гость майора не израильтянин. Скорей всего, прибыл из каких-нибудь стран севернее нашей средиземноморской парилки.

– Здравствуй, Даниэль, – величаво кивает мне Дрор и переводит взор на гостя.

Полностью Даниэлем, а не Дани, он называет меня только в тех случаях, когда при разговоре присутствует кто-то посторонний, притом не из работников управления, а из вышестоящих или смежных структур. Не то чтобы мы с Дрором в иное время состоим в приятельских отношениях, но он мужик неглупый и дальновидный, то есть понимает, что, когда варишься в одном котле, лучше пропускать формальности типа «начальник – подчинённый». Субординация – штука, конечно, необходимая, но не всегда способствующая успеху. Изредка в запале полемики я перегибаю палку и в присутствии чужаков веду себя с ним фамильярно, тогда он резко меня одёргивает. Приходится врубаться, что шеф всё-таки прав, и я мигом затыкаюсь. Тем не менее, из всех начальников, с которыми мне довелось служить сперва в российской, а потом израильской полиции, Дрор, наверное, самый приличный и понимающий меня шеф. И этим я по-настоящему дорожу. Он моё уважение к своей начальственной особе, вероятно, чувствует, хотя ни разу о том не обмолвился.

– Хочу представить тебе, Даниэль, нашего гостя, – продолжает Дрор, переходя на английский, вероятно, для того, чтобы посетитель его понял. – Он представляет украинскую Службу безопасности. Зовут его… – майор заглядывает в бумагу на столе, – Николай Павлович Омельченко. И приехал он к нам специально для того, чтобы встретиться с тобой и обсудить один деликатный вопрос. Всё, что касается нашего сотрудничества, одобрено на самом верху, так что можете любые темы обсуждать с ним напрямую. Я в курсе дела. Конечно, пока в общих чертах.

Мужчина протягивает мне руку, и рукопожатие его – крепкое, однако ладонь холодная и слегка влажная.

– Вот, в принципе, и всё, – отрубает Дрор, – дальше можете без меня общаться в кабинете Даниэля, а я, если понадоблюсь, готов подключиться в любой момент… У тебя же, Даниэль, сейчас особо срочных дел нет? – я отрицательно качаю головой. – Вот и прекрасно… Вопросы есть? Нет? Свободны…

Кабинет, который мне выделили с недавних пор, находится в дальнем конце коридора. Пока мы топаем по управлению, Омельченко искоса поглядывает на меня, потом не выдерживает и спрашивает:

– Мы можем разговаривать на русском?

– Конечно.

– Вот и прекрасно, – вздыхает он облегчённо, – а то, понимаете