Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

* * *

Раньше Гидеон не знала, что такое разбитое сердце. Она никогда не заходила так далеко, чтобы кто-то его разбил. Она стояла на коленях на посадочной площадке, обхватив себя за плечи. От шаттла остались только выжженные кривые пятна на камнях. На Гидеон навалились серость, холод и безразличие. Сердце билось ровно и сильно, и горе было ровным и сильным. Она то ничего не чувствовала, то ее будто кололи ножами. Порой она просыпалась и ощущала медленно тлеющее внутри пламя, которое никогда не вырвется на свободу, но способно сжечь что угодно изнутри, а иногда ей казалось, что она уже где-то очень далеко отсюда.

У нее за спиной стояла Госпожа Девятого дома и смотрела на Гидеон без всякой радости.

– Я узнала о твоем плане только неделю назад, – призналась она.

Гидеон не ответила.

– Всего неделю. Я бы ничего не узнала, если бы не этот призыв. Ты все сделала правильно. Они сказали, что ответ можно передать с ранее заказанным шаттлом, если я захочу записать его на бумаге. Надо отдать тебе должное: тебя с этим вообще никак не связали. Я могла тебе и раньше помешать, но мне захотелось подождать до сегодняшнего дня. До того мгновения, когда ты решишь, что все-таки сбежала. Отнять его у тебя.

– Почему? – только и спросила Гидеон.

Выражение лица Харроу было таким же, как в тот день, когда Гидеон нашла ее родителей, свисавших с потолка кельи. Белое, пустое, спокойное лицо.

– Да потому что я же ненавижу тебя. Ничего личного.

Наверное, круче было бы, если бы все разочарования и горести Гидеон с рождения и до сего дня послужили бы катализатором, если бы она, преисполнившись новой яростной решимости, собралась и сделала новый рывок к свободе. Этого не произошло. Она впала в депрессию. Она лежала в своей келье, думая о жизни, как о невкусном блюде. Она не касалась меча. Она не бегала вокруг полей и не мечтала о судьбе рекрута Когорты. Она украла ящик питательной пасты, которую добавляли в баланду для верных Девятого дома, и выдавливала ее себе в рот, когда хотелось есть. Все остальное время она без интереса перелистывала журналы или делала скручивания, чтобы время шло быстрее. Крукс снова застегнул браслет на ее лодыжке, и он гремел при движении. Гидеон ленилась даже включить свет и натыкалась в темноте на стены.

Ей дали только неделю. Преподобная дочь заявилась, как она всегда делала, черт бы ее побрал, к запертой двери кельи. Гидеон знала, что она там, потому что тени перед маленьким глазком изменились. И еще потому, что больше приходить к ней было некому.

– Пошла на хрен, – сказала она вместо приветствия и переключилась на отжимания.

– Не кисни, Сито.

– Сдохни, сука.

– У меня есть для тебя работа, – сказала Харроу.

Гидеон замерла в верхней точке движения, невидящими глазами глядя на холодный пол. Пот замерзал на спине. Ребро все еще ныло, браслет оттягивал ногу, одна из монашек вставила ей зуб, и он болел, как кара императора, стоило ей чихнуть.

– Нонагесимус, – медленно произнесла она. – Единственная работа, которую я готова для тебя сделать – подержать клинок, на который ты рухнешь. Я могу тебе послужить, если тебе нужно, чтобы кто-то дал тебе под зад так, чтобы отворилась Запертая гробница и из нее донеслась песня «Аллилуйя! Зад треснул!». Я готова смотреть, как ты падаешь с самого верха в Дрербур.

– Это уже три работы, – заметила Харрохак.

– Сгори в аду, Нонагесимус.

Снаружи послышался шорох. Серьгу вынули из застежки и протолкнули сквозь глазок. Гидеон запоздало вскочила, чтобы отбросить ее обратно, как отбросила бы гранату, но бусина от серьги Харроу уже упала на пол кельи. Из крошечного обломка кости выскочили плечевая и лучевая кости и локоть. Костяная рука слепо пошарила вокруг, схватилась за ключ в замке и повернула его, хотя Гидеон успела ударить по руке сапогом. Она разлетелась в пыль, не осталось даже бусины. Харрохак Нонагесимус распахнула дверь. Ее окружало слабое свечение электрических ламп, а ее кислое лицо было так же приятно, как удар коленом в пах.

– Если хочешь увидеть кое-что интересненькое, иди за мной, – велела она. – А если хочешь тонуть в жалости к себе, которой у тебя оказалось неожиданно много, перережь себе горло и прекрати тратить мою еду.

– И что? Возьмешь меня в кукольный театр к своим старикам?

– И как только мир выживет без твоего остроумия, – мрачно сказала Харроу. – Надевай рясу, мы идем в катакомбы.

Путаясь в черных полах церковного одеяния, Гидеон подумала, что это почти приятно – наследница Девятого дома отказалась идти с внутренней стороны яруса. Она двигалась вплотную к стене, отстав от Гидеон на полшага и следя за ее руками и мечом. Почти приятно, но не совсем. Даже осторожность Харроу была оскорбительной и надменной. После нескольких дней, проведенных в компании одной маленькой лампы для чтения, глаза Гидеон жгло от слабого света шахты. Она близоруко мигала, пока лифт нес их вниз, к дверям Дрербура.

– Мы не пойдем во внутреннее святилище, не трусь, – сказала Харроу, когда Гидеон замерла на месте. – Только к памятнику.

Лифты, спускающиеся в зловонные недра Дрербура, были опасны. Особенно те, что вели в крипты. За железной дверью, которую Харроу открыла маленьким ключиком, сняв его с шеи, оказалась открытая платформа из истерзанного коррозией скрипучего металла. Воздух, рвущийся им навстречу, был так холоден, что у Гидеон слезились глаза. Она натянула капюшон рясы поглубже и спрятала руки в рукава. Подземный механизм, обеспечивавший существование всей этой ямы на планете, издавал низкое гудение, заполнявшее шахту лифта. По мере того как они углублялись все ниже и ниже в скалу, гудение затихало. Было очень темно.

Нижний уровень заливал сильный ровный свет. Они оказались в лабиринте клеток, заполненных жужжащими генераторами. Никто не знал, как они работают. Машины стояли в прохладных каменных нишах, их обвивал черный креп, оставленный давно почившими верными Девятого дома, их зарешеченные корпуса заставляли двоих идти на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Постепенно пещера превратилась в узкий проход, а проход уткнулся в изъеденную ржавчиной дверь. Харроу отворила ее: за ней оказалась вытянутая камера с шинами на стенах. В нишах лежали кости, плохие копии погребальных масок и статуэтки серьезных могильных богов.

У одной из ниш стояла на коленях Агламена, как будто задавшаяся целью перебрать как можно больше погребальной утвари. Вместо рясы она надела толстую шерстяную куртку и перчатки, из-за