Андрей Марченко - Литерный эшелон

Генерал посмеялся, но к сведенью принял: «Кобольд» был расформирован, а немногим позже возник проект «Птероград», хоть и с людьми теми же, но в совершенно ином месте.

Хитрость не абы какого масштаба тем не менее вводила в заблуждение. По странному совпадению как раз в то время Санкт-Петербург переименовали с немецкого на русский манер. И если кто наталкивался в бумагах на «Птероград», то считал это розыгрышем писца или его ошибкой. Ведь всем известно, что правильно писать надобно «Петроград».

Сия же хитрость ввела в заблуждение и какого-то исследователя через десять лет. Он написал статью, де, в царской России нечто ракетное конструировали, но при закостенелом самодержавии ученые не могли развернуться и сам проект ликвидировали.

Исследование это имела некие неожиданные для автора последствия. Его прочитали, задумались: это что ж получается: при царизме и телевиденье было, и радио придумали, и в космос летать намеревались? Э нет, так не пойдет, выходит не такой то был и ущербный строй.

С Поповым еще так-сяк терпимо.

Розинг, изобретатель телевиденья уже был в ссылке под Архангельском: он занял денег бывшему белогвардейцу, что дало повод обвинить изобретателя в помощи контрреволюционерам.

О космических полетах ракет с двуглавым орлом данных будто не имелось. Тогда сделали допущение, что проекта «Кобольд» вовсе не было, автора статьи арестовали и вскорости расстреляли.

Статью его положили под сукно и при первой же смене руководства – бросили в камин.

Вот и делу конец…

На фронт Андрей отправился в составе военного эшелона, впрочем, ехал в мягком. Для господ офицеров имелся и вагон-ресторан с неплохим меню, но без спиртного: нельзя, запрещено, сухой закон. Его ввели в Российской империи прямо перед войной.

Надо сказать, что к нему еще при введении отнеслись по-разному. Некоторые пили как в последний раз, и, кстати, да – напивались и сгорали в белой горячке. Другие напротив, выходили на манифестации с благодарностью за царский указ…

И первое время сухой закон действительно помогал: страна изменилась сначала будто в лучшую сторону.

Но шли месяцы, люди уставали, требовалось снять нервное напряжение. Многим вместо стопки коньяка приходилось глотать успокаивающее. Потом, когда организм привыкал, скажем, к настойке пустырника, начинали пить что-то посильнее, некоторые доходили до морфия.

Люди попроще гнали самогон, пили суррогаты, сивуху, травились, помирали.

Впрочем, у офицеров алкоголь с собой был: у кого-то из старых запасов, кто-то покупал его в ресторанах или буфетах при клубах. В вагонах пили вино из чашек, делали вид, что прячут бутылки. Проводники и официанты делали вид, что это безобразие для них незаметно.

Оно и понятно: ехали в поезде без пяти минут боевые офицеры. Поезд довезет их до места и пойдет обратно, в столицу. А офицерам – воевать, погибать.

Пусть и пьют – может быть в последний раз…

Разговоры велись в основном патриотические. Друзей в короткой поездке Андрей не завел, поэтому просто слушал.

– Мы едем воевать за свою Отчизну, за родную землю, за свой дом, – рассуждал молоденький подпоручик. – А дома и стены родные помогают…

Сидящий напротив ротмистр поморщился: он уже успел побывать на фронте, получил ранение и теперь возвращался после ранения.

– Дома и столбы помогают. Особенно, если на них кого-то повесили… – и его попутчик указал рукой в окно.

Андрей взглянул в указанном направлении. Рядом с железнодорожным полотном возвышались телеграфные столбы, на которых висели люди в лапсердаках.

– Евреи… – ахнул Андрей. – За что их?..

– За то, что они евреи…

– Не пойму я вас…

– А что тут понимать. Германские сионисты стакнулись с кайзером. Напечатали брошюрки, в которых здешних евреев призывали помогать немцам же. Успеха особого в том, насколько мне известно, не добились. Зато наш генеральный штаб выпустил циркуляр, де, евреи могут собирать сведенья, подавать сигналы для немецких цепеллинов. Ну и сейчас засмотрелся еврей на колонну солдат – никак подсчитывал штыки, на столб его, негодяя.

Андрей задумался, вспомнил другой поезд, разговоры об иной войне. Подумал: ничего не меняется. Только тут вместо корейцев – евреи…

Поезд как раз проходил через Вильно. В сторону обратную движению поезда гнали евреев. Казаки часто и с удовольствием пускали в ход нагайки.

– Отселяют из прифронтовой зоны… – пояснил все тот же ротмистр. – Это еще что! У нас был случай, так православная общественность на одном хуторе крестила жидов насильно. Правда с неким отступлением от ритуала. Перед погружением под воду связывали руки и на шею вешали что-то тяжелое.

– Ужас какой!

– Ничего, ничего… – подбадривал не то себя, не то остальных зеленый подпоручик. – Всегда во время войны бывают перегибы, издержки… Но все это оправдывает святая цель!

– И вам эта святая цель известна?

Подпоручик зарделся, словно его спросили о чем-то донельзя неприличном. Но все же нашел что сказать:

– Эта война окончательно освободит балканские народы от гнета австро-венгров! Сокрушит османцев! Россия воссияет до Царьграда, Иерусалима, до моря Адриатического, сиречь Ядранского.

Ответом ему был печальный смех.

– Вы что, серьезно думаете, что сербы и прочие балканцы ждут когда придет великий русский царь, и возьмет их под свою длань? Да «Хер» положите вы на ваши мечтания. У них своя страна, свои чаяния. И им куда лучше быть страной маленькой независимой, со своей столицей, нежели нашей провинцией. И ежели война закончится в нашу пользу, что мне крайне сомнительно, они скажут: большое спасибо, не изволите ли убраться к себе домой. И еще, мой дорогой…

Ротмистр протер слезящиеся от смеха глаза и указал в окно:

– С каждой такой издержкой цель становится все менее святой…

В авиаотряде Андрей получил моноплан конструкции Игоря Сикорского. Не так давно этот аппарат убил своего пилота: при посадке машина скапотировала, перевернулась вверх колесами. Пилот выпал из гондолы и сломал себе шею.

Аэроплан стоял осиротевшим, пока в авиаотряде не появился Данилин.

Он обошел машину, коснулся плоскости, винта. Тот легко качнулся.

– Беру… – заключил Данилин.

– Ну, слава тебе, Господи! А то все отказывались на нем летать.

– Это почему?..

– Говорят, машина убила своего хозяина. Дескать, и следующих станет убивать.

– Что за чушь…