Дмитрий Бондарь - Ничего личного
Мы бродили по светлым солнечным зайчикам, пробивающимся сквозь сосновые кроны на глиняные дорожки, очень внимательно слушали друг друга и еще тщательнее подбирали слова. Вокруг пахло смолкой, свежей зеленью и тиной, наросшей на полузатопленных стволах. В общем обстановка располагала к некоторой откровенности и я решил форсировать события.
Я изложил ему идею "силового рейдерства" и она привела сенатора в восторг. Местные рейдеры, съевшие собаку на слияниях и поглощениях, предпочитали действовать сугубо экономическими и законными или не очень сильно наказуемыми способами: льготные цены, недобросовестная конкуренция, манипуляции с бумагами, последовательное гнобление объекта нападения в прессе и прочие младенческие игры, доведенные, правду сказать, до лунного блеска. Российское изобретение в виде дополнительного привлечения к действиям полиции, фискалов, таможни, любых силовиков вплоть до чрезвычайников — FEMA, поддельных печатей, заведения десятка уголовных дел (от изнасилования пациенток дома престарелых до шпионажа в пользу Венесуэлы) против каждого члена действующего руководства, перекупки или устрашения смежников и поставщиков, стало для сэра Тима настоящим откровением и, кажется, только сейчас он осознал, какой инструмент в виде места в Сенате США дала ему в руки судьба. Мне показалось, он даже недолго раздумывал — стоит ли сдать меня прямо сейчас, пока я не развернулся или стоит немного подождать? Но все‑таки решился посмотреть, как это будет выглядеть на практике.
Я не стал рассказывать о совсем уже откровенной уголовщине в виде незаконных действий реестродержателей, подкупов директоров, проведения неполномочных акционерных собраний, хотя, если бы понадобилось — можно было сделать и такое.
С "сенатором Тимом" после этого мы быстро договорились о согласованных действиях, и уже через неделю он обещал инициировать налоговую проверку последних отчетов Pennzoil и "Тексако". Затем должны были начаться нападки в прессе на качество их масел и топлива, на экологические проблемы, а за мной на этом этапе была атака на бумаги этих компаний. Pennzoil должно было стать просто не до новых приобретений. В итоге она должна была начать сама мечтать об избавлении от проблемного актива — "Тексако", и продать бедовую компанию первому, кто предложит за нее хоть какую‑то цену.
К тому же младший из гостей оказался большим чином из министерства энергетики, занимавшим в недавнем прошлом одно из самых высоких кресел в Правлении "Тексако". Он клятвенно обещал мне поддержку наемного менеджмента компании в обмен на небольшую долю ее активов в будущем. И я согласился. Потому что уже не хотел ждать полтора десятка лет, пока эта компания сама свалится мне в ладони. Да и трагедия на нефтяной платформе Piper Alpha в Северном море, принадлежащей Occidental Petroleum, должна была случиться через пару месяцев. Достаточно Арман Хаммер — лучший друг советских вождей от Ленина до Брежнева — побыл "благодетелем" для моей страны, пора отдавать то, что скопил на своем "бескорыстном служении". А нам пара нефтяных компаний — большая "Тексако" и "маленькая" ОР будут очень кстати уже в этом году.
Бригли, кажется, радовался событию больше меня самого! Еще бы — накормить сенатора собственноручно выловленной щукой удается не каждому американцу, пусть даже имеющему некоторые знакомства в Вашингтоне, Округ Колумбия.
Снайл тоже лучился добродушием. Он оказался старинным фанатиком рыбной ловли: спиннинг, нахлыст, еще какие‑то мудреные способы — для Тома не было тайн в охоте на рыбу. Собрав с Фрэнком, Вязовски и помощником сенатора мистером Маршаллом все снасти, они заплывали на арендованной лодке куда‑то на середину озера и возвращались к обеду с десятком щучьих хвостов, не считая всякой мелочи.
В общем два дня прошли успешно для всех и расстались мы с гостями с самыми теплыми чувствами и горячими надеждами.
Вся неделя прошла в телефонных согласованиях, бесконечных уточнениях и разъяснениях, поэтому, когда заявился Захар, я не особенно обратил внимания на его довольную физиономию. Шел как раз тяжелый разговор с Кевином Менгером, который после разговора с Ландри хотел и из моих уст услышать подтверждение необходимости газетных нападок на нефтяные компании. Этот дотошный немец мог вывести из равновесия даже деревянную скамью — он не желал публиковать неподтвержденные документами сведения, и я временами готов был послать журналиста в дальний поход по местам боевой славы Казановы и Дона Жуана.
— Тяжела жизнь американского миллиардера? — невинно улыбаясь, спросил Майцев, когда я закончил утомительный диалог. — То ли еще будет!
— Привет, Зак, очень рад тебя видеть, — я шагнул ему навстречу и только сейчас разглядел его новый образ.
А метаморфозы произошли удивительные: костюм светлой шерсти тысячи за три долларов, ладный, словно журнальная картинка; запонки, блеснувшие мелкой россыпью "камушков"; бриллиантовая заколка в шелковом галстуке; туфли, которые моя мама непременно поставила бы на телевизор, как главное украшение дома; перстень на левой руке, тоже с камешками. Уж на что Снайл и Ландри любили "выглядеть", но рядом с Майцевым они бы сейчас показались бы пугалами, обряженными в дедушкины ремки.
— Зак, что это с тобой? — я не рискнул обнять столь разряженного господина и стоял перед ним как дурак, разведя руки в стороны. — Собрался отбить леди Диану у Чарли?
— Здорово, ага? — Майцев невозмутимо стряхнул с рукава пылинку. — Это я в Сити такое подцепил. Как болезнь. Теперь если не такой, то прям с души воротит. В зеркало противно смотреть.
— Думаю, если какой‑нибудь "хайджекер" (угонщик) сейчас бы тебя увидел, он даже не стал бы требовать у тебя ключи от машины. Того, что сейчас на тебе надето, иному хватит на полжизни.
— Шестьдесят пять тысяч долларов, включая ручку с вечным золотым пером от Tibaldi, — рассмеялся Захар. — Впрочем, ручку мне подарили. Не завидуй. Это просто спецодежда, вроде гимнастерки. Для идентификации "свой–чужой".
— Хорошее дело, — одобрил я такую "спецовку" и пощупал рукав, — что сказали девчонки, когда ты входил сюда?
Захар достал из бара бутылку, плеснул в стакан, и только взяв его в руки, ответил:
— Кажется, они до сих пор держат глаза обеими ладошками — чтоб не выпали. — Он отхлебнул, — ничего вразумительного не сказали. Молчат. Как вы тут?
Он снял пиджак, ловко повесил его на спинку стула и плюхнулся в кресло:
— Рассказывай!
Мой доклад занял полчаса, я успел рассказать все: и про сенатора, и про журналистов, про "Тексако" и Софи.
— Жалко девчонку, — прокомментировал Майцев. — Может быть, зря мы так с Донованом и Блэком? Они ведь не были ничьими агентами.