Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

– Если хочешь забрать свои ключи у Сайласа Октакисерона, я выступлю за тебя.

Кашель перешел в булькающий смех.

– Не надо, – сказала Дульсинея, – я отдала их по своей воле, без принуждения. Да и что я стала бы делать с ними сейчас?

– А почему ты вообще решила ввязаться в эту хрень? – резко спросила Гидеон.

– Ты имеешь в виду, раз уж я все равно умираю? – Дульсинея слабо улыбнулась, но на щеках все равно появились ямочки. – А это не препятствие. Седьмой дом полагает мое состояние активом. Они даже хотят, чтобы я вышла замуж и передала свои гены. Я! Нет ничего хуже моих генов, если они передадут эту красоту дальше.

– Я не понимаю.

Женщина перед ней заворочалась, подняла руку, чтобы убрать со лба пряди цвета оленьей шкурки. Она не отвечала довольно долго. Потом сказала:

– Если стадия не очень тяжелая, если ты можешь прожить лет, например, пятьдесят… когда твое тело умирает, когда твои кровяные тельца пожирают тебя изнутри… получается великолепный некромант, Гидеон из Девятого дома. Ходячий генератор танергии. Если найдется способ остановить процесс в тот момент, когда ты по большей части рак и только совсем чуть-чуть женщина, они это сделают! Но пока они не смогли. Говорят, что мой Дом любит красоту. Это правда. А в смерти есть своя красота. В красивой смерти, в ускользании, в существовании полуживым и полумертвым в самом расцвете своих сил.

Ветер тоненько и одиноко скулил под окнами. Дульсинея приподнялась на локтях, прежде чем Гидеон успела ее остановить, и спросила:

– Ну что, похоже, будто я в расцвете сил?

От такого вопроса любого бы пот прошиб.

– Ну…

– Соврешь – я тебя мумифицирую.

– Ты выглядишь как кусок говна.

Дульсинея снова легла и сердито усмехнулась.

– Гидеон. Я говорила твоей некромантке, что не хочу умирать. И это правда. Но я умираю, по ощущениям, уже десять тысяч лет. Гораздо сильнее я не хотела умирать одна. Не хотела, чтобы меня забыли. Это ужасно, когда тебя забывают. Седьмые положили бы меня в прекрасный гроб и не говорили бы обо мне. Я бы ничего им не дала. Поэтому я явилась сюда по приглашению императора… я хотела… пусть даже я знала, что лечу сюда умирать.

– Но я не хочу, чтобы ты умирала, – сказала Гидеон и не сразу поняла, что сказала это вслух.

Тонкие пальцы обхватили ее ладонь. Темно-синие глаза блестели ярко, даже, пожалуй, слишком ярко, они были влажны и жарки. Гидеон очень осторожно сжала пальцы Дульсинеи в своих. Ей казалось, что от малейшего усилия эти пальцы рассыпятся в пыль, как рассыпались бы самые древние кости из оссуария Девятого дома. Сердце у нее заныло и размягчилось, а мозги тоже заныли и пересохли.

– Я этого не планирую, – сказала Дульсинея. Ее голос становился все тоньше, будто растворялся в воздухе, как добавленная в молоко вода. Она закрыла глаза с тяжелым вздохом. – Я, может быть, буду жить вечно, если мне не повезет. Что там ждет одну плоть один конец?

– Где-то я уже видела эти слова, – сказала Гидеон, не представляя, где именно. – Что они значат?

Синие глаза раскрылись:

– Ты не знаешь?

– А должна?

– Ну, – спокойно сказала Дульсинея, – ты должна была произнести их, обращаясь к своей Преподобной дочери, в тот день, когда обещала служить ей в качестве рыцаря, а она должна была ответить тебе теми же словами. Но этого не произошло, так? Тебя не воспитывали в традициях Дома Запертой гробницы, ты совершенно не похожа на монашку Девятого дома. И сражаешься ты, как… не знаю. Я вообще не уверена, что ты выросла в Девятом доме.

Гидеон на мгновение оперлась головой об изголовье кровати. Думая об этом мгновении, она всегда представляла, что запаникует. Но паники уже никакой не осталось. Она просто устала.

– Точно, – сказала она, – достало притворяться, так что да. Все чистая правда. Я самый фальшивый рыцарь на свете. У настоящего рыцаря хронический гипертиреоз, а еще он просто козел. Я строю из себя невесть что меньше двух месяцев. Я не настоящий рыцарь. И получается у меня хреново, – ответная улыбка была совсем не лукавая, а… нежная. Впрочем, Дульсинея всегда была с ней удивительно ласкова. Как будто они всегда делили какую-то чудесную тайну.

– А вот тут ты не права. Если хочешь знать, что я думаю… я считаю тебя рыцарем, более чем достойным ликтора. Я хочу посмотреть, что из тебя выйдет. Интересно, Преподобная дочь вообще понимает, кто ей достался?

Они посмотрели друг на друга, и Гидеон чувствовала, что взгляд в эти притягательные глаза становится слишком долгим. Ладонь Дульсинеи казалась очень горячей. Вот теперь нахлынула паника от признания, где-то внутри поднялась вторая волна адреналина, и, как будто выбрав самый удобный момент, открылась дверь. Вошел Паламед Секстус с большой черной сумкой всякой хрени, поправил очки и секунды на две задержал взгляд на их соединенных ладонях. Очень вежливо и совсем не по-паламедовски он сказал:

– Я зашел посмотреть, как вы себя чувствуете. Я не вовремя?

– Мне, пожалуй, пора, – сказала Гидеон, отдергивая руку. На нее все злились, ну и отлично, к тому же они не могли злиться так же сильно, как она сама. Она встала, покрутила головой, пока суставы не затрещали, с удовольствием обнаружила, что рапира все еще висит на бедре, и почувствовала, что готова дать отпор Паламеду, очень неприятному и какому-то виноватому. – Я возвращаюсь к себе. Я в порядке, хватит тут. Спасибо за мазь, воняет трындец.

– Господи, Девятая, – нетерпеливо сказал Паламед, – сядь, тебе надо отдохнуть.

– Вспомни предыдущие разы, когда я отдыхала с удовольствием. Ну или нет.

– Это не мазь, это вытягивающее средство. Не забывай, что Кам вытащила из тебя двадцать костяных осколков и сказала, что остался еще десяток.

– Их достанет Нонагесимус. Ну или нет, – мрачно сказала Гидеон, – ну или пусть остаются, пока я не закончу убивать людей.

– Девятая…

Она позволила себе пронестись мимо Стража и побежала по коридору со скоростью ракеты. Так себе способ уходить от вполне нормального разговора, но очень приятный. К тому же она выбралась за рекордное время.

Гидеон побрела по коридору, выковыривая оранжевую дрянь из-под ногтей. Она пребывала в таком хреновом расположении духа, что чуть не сшибла с ног Сайласа Октакисерона, облаченного в легкие стерильно белые одежды Восьмого дома. Колум из Восьмого дома автоматически поддержал его. В одежде того же цвета он выглядел совсем зеленым.

– Выходит, они мертвы, – заявил его дядюшка вместо «здравствуйте».

Единственным, что удержало Гидеон от немедленного нападения, стала мечта о