Андрей Посняков - Отряд
- Господи, Иисусе Христе, сыне Божий! Только бы он не умер, только бы… Сделай, чтоб остался жив, а я… я уж как-нибудь… Это ж надо - на живого человека руку поднял, пусть и на нехорошего… Грех, грех-то какой, Господи!
- Эй, паря!
Митрий вздрогнул и, обернувшись, увидел перед собой рыжебородого приказчика-холмогорца.
- Ежели тебе на Шугозерье надоть, попробуй с московскими купцами договориться, во-он их обоз, видишь? - приказчик кивнул куда-то в сторону зарядья, где виднелся с десяток покрытых рогожею возов, запряженных выносливыми мохнатыми лошадьми. - Они как раз на днях в Архангельский город поедут.
- С московскими? - Отрок закусил губу. - Угу, попробую. Благодарствую… - Отойдя, он запоздало повернулся, но рыжебородого холмогорца уже давно простыл и след.
- Значит, московские… - Приняв деловой вид, Митрий подошел к обозникам и, спросив старшего, поинтересовался насчет дороги.
Обозные московские мужики - все, как один, какие-то тощие и хмурые - недобро взглянули на подошедшего отрока и дружно покачали давно нечесанными головами.
- Не знаем мы ничего. Разрешит хозяин - тебя с собою возьмем. У него спрашивай.
- А где ж хозяин-то ваш?
- Вона, у таможни стоит, с дьяком.
- То не дьяк, монах таможний. У нас здесь нет дьяков.
- Ну, короче, там. Толстый такой, борода через все пузо.
Московский купец, в отличие от своих обозников, и впрямь оказался чрезвычайно упитанным. Окладистая, какая-то серовато-пегая борода его - бородища даже! - важно возлежала на объемистом животе. Одет торговец был словно боярин: шелковый, желтого цвета зипун, поверх - синий аксамитовый полукафтанец, поверх - бархатный зеленый кафтан, а уж поверх того - узорчато-переливчатая ферязь с разрезными, завязанным за спиной рукавами. Для полного сходства с боярином не хватало только высокой горлатной шапки, но уж тут купчина явно понимал, что переборщил бы, а потому довольствовался обычной круглой мурмолкой, отороченной по краям рыжим беличьим мехом. Зато золоченых блях - оламов - на шапке было нашито с лихвою, аж глазам больно. Купец явно о чем-то упрашивал таможенника, льстиво улыбался, чуть ли не кланялся, даже тряс тяжелой, приятно позвякивающей мошною, однако монах, похоже, оставался непреклонным. Митрий про себя усмехнулся - вот в этом-то и есть отличие таможенного монаха от обычного таможенника. На что монаху деньги и посулы?! Так что вряд ли что тут у пегобородого выйдет.
Московский гость и сам пришел к тому же выводу, поскольку, простившись с таможенником, злобно сплюнул на землю и, задумчиво наморщив широкий лоб, зашагал к своему обозу. Тут-то, по пути, его и перехватил Митрий, поклонился:
- Здрав будь, гость московский.
- О! - удивился купец. - А ты кто такой? Чего тебе от меня надо?
Он пристально осмотрел отрока с головы до ног. Собственно, нечего было особо рассматривать: узкие полотняные штаны, кожаные поршни с ремнями, серенькая сермяжная рубаха, подпоясанная простым кушачком, а поверх нее - короткая суконная куртка, какие носили жители приморских городов: лоцманы, шкиперы, матросы. Удобная вещь, собственно, Митрия в таком наряде сочли бы за своего и в Новгороде, и в Орешке, и в Копорье, и даже где-нибудь в Гамбурге или Любеке, не говоря уже о Стокгольме, - везде. Везде, но только не в Москве и вообще не в центральных областях Российского царства.
- Я Димитрий, Иванов сын, - быстро соврал отрок. - Успенский служитель - добираюсь по делам в Спасский погост. Это в Шугозерье, вам по пути.
- Кто это тебе сказал, что нам по пути? - презрительно хохотнул купец.
- Но… Но вы же едете в Архангельск?
- Кто тебе сказал, что в Архангельск?
- Да… говорят… - Митрий уже понял, что вряд ли у него здесь хоть что-нибудь получится с этим подозрительным московитом. - Я бы мог быть вам проводником… гм… на первое время.
- У нас есть проводник, - глухо бросил торговец. - И мы не едем в Архангельск. Да и вообще, а ну-ка, пошел отсюда, иначе велю прогнать тебя палками. Пошел, кому говорю!
- Да ухожу, ухожу, не больно-то и надо, - усмехнувшись с ничуть не меньшим презрением, нежели сам купец, Митрий пожал плечами и повернулся к торговцу спиной.
- Ишь, нацепил на себя поганую одежку, христопродавец! - зло бросил ему вслед московит.
Митрий немедленно обернулся - все ж таки обидели:
- От христопродавца слышу!
Купец взбеленился, подбежал к обозникам, заорал:
- А ну, догоните-ка его, ребята, да как следует угостите палками!
Обозные мужики поспешили выполнить приказание… Однако Митрия уже простыл и след. Станет он их дожидаться, как же! Ну, надо же - обозвать удобную свейскую куртку поганой одежкой! Только московит такое и может ляпнуть. Вообще Митрий слыхал еще от отца Филофея, что многие московиты - и вовсе не только знатные - считают себя людьми особенными, истинно правильными, а вот всех остальных, особенно иностранцев, - погаными. Говорят, даже после встречи с каким-нибудь аглицким или немецким гостем тщательно моют руки, а потом отмаливают грех в церкви. А ну, как и тихвинцы б так? Церквей бы не хватило! Да, конечно, средь иноземцев всякого люда хватает - есть и мерзавцы, а есть и совсем хорошие люди, вроде Карлы Иваныча. Впрочем, как и среди русских.
- Эй, Митька, погодь! Да подожди, говорю, Умник.
Митрий остановился, дожидаясь подбегавшего к нему смешного лопоухого парня чуть постарше себя, одетого в длинный щегольской кафтан и лапти, Онисима Жилу. Дождавшись, приветствовал:
- Здоров будь, Онисим. Чего бежишь?
- Дело к тебе важное есть, - уклончиво отвечал тот. - На деньгу!
- Еще бы сказал - на копейку! - усмехнулся Митрий. - Откуда у меня столько?
- Ну, как знаешь… - Лениво махнув рукой, Онисим повернулся, якобы захотел уйти.
- Не хочешь, не говори, не больно-то надо. - Митрий хорошо знал Жилу и выстраивал беседу вполне уверенно. - Серебрях-то - копеек да денег - у меня, конечно, нет, но вот медная мортка, пожалуй, для тебя и найдется.
- Фи, мортка! - скривил тонкие губы Онисим. - Ну, хотя бы «полпирога»? Ну, «полполпирога», а?
- Гм… Ну, так и быть! - Митрий порылся в подоле куртки, нащупывая пальцами мелкие медные монетки с непонятными, давно истершимися знаками. Размером с ноготь большого пальца - «полпирога», с ноготь среднего - «полполпирога», с ноготь мизинца - мортка.
- На, держи, Жилище! - Пара мелких медях - морток - перекочевала в потную ладонь Онисима.
- Ну вот, другое дело, - довольно осклабился тот. - А говорил - нету. Ну, слушай теперь. Постоялый двор на Большом посаде знаешь? Ну, где свеи да прочие немцы обычно живут?
- Знаю. А что?
- Там приехал один черт, приказчик из Стекольны!