Игорь Николаев - Боги войны
— Тула — ведрам: сохранять молчание.
Юркая тень снова сгустилась почти прямо по курсу, поперла вперед, и Миша даже набрал полную грудь воздуха, чтобы закричать, но тут враг резко свернул вправо и, на секунду подставив борт, опять растворился в кисельной, почти осязаемой густоте песчаной взвеси.
— Двойка, — быстро сказал мехвод.
— Согласен. Значит, все-таки разведка.
Бесконечную минуту ничего не происходило, но напряжение внутри танка достигло крайнего предела. Экипаж все понимал.
Снова черный появился, уже не один. По бокам T-II выросли две тени побольше.
— Ноль-девятнадцатый и два-четыре! Бить крайних. Приготовиться-я-я…
В целике показалась еще одна вражеская машина. Первые уже были видны отчетливо, и Трегубов понял, что нарвался-таки на неприятности. Потому что за беззубой «двойкой» грузно катились две «Пантеры». И что-то еще, совсем большое и крайне опасное.
— Рота! Огонь!
Удар. Едкая пороховая вонь. Наглазник прицела кажется теплым.
— Бронебойный!
Где-то рядом в унисон грохочут орудия. Бербатов с усилием ворочает тяжелый снаряд, пинком отправляет вниз дымящуюся гильзу.
— Миша-а-а!
Мехвод все знает сам. Дизель ревет, танк резко сдает назад, цепляя кормой погребенный в песке «Сомуа».
Панораму заволокло пылью, хотя, казалось, куда уж больше… В центре ярким пятном полыхала подбитая «двойка», танк справа закрутился на сбитой гусенице, а левый катил вперед как ни в чем не бывало.
Черные ответили, целясь по вспышкам. Рядом с машиной Трегубова вдруг брызнул искрами повторно подбитый француз, приняв на себя чужую смерть.
— Три «тигра» во втором эшелоне! — передал вдруг «ноль-девятнадцатый», наплевав на радиомолчание.
— Отходить! — рявкнул Степан. Наугад переключил канал и повторил:
— Водовозам — отходить! Ведрам — держать связь со мной и со Звездой! Вызывайте тяжей!
— Две самоходки с правого фланга. Две самоходки спра… — скороговоркой повторил «два-четыре» и замолчал.
— Два-четыре, что у тебя? Живой?
— Попадание… — прохрипел в ответ знакомый голос. — Ничего, командир, трошки повоюем еще…
В целике грузно осел на корму приземистый силуэт: самоходка остановилась, высматривая себе новую жертву. Степан довернул башню и успел первым.
Грохот, грохот, грохот…
Солярная гарь мешается с пороховой вонью, вентилятор не справляется — и в танке становится нечем дышать. Едкий горячий пот течет из-под шлемофона, заливает глаза.
«Штуг» впереди выглядел целым, но не шевелился, застыл на месте: наверное, водитель убит или контужен.
— Тула! Звезда запрашивает силы противника…
Во рту пересохло, и с каждым вздохом кажется, словно в глотку залили вездесущий песок. Лейтенант сглотнул, отчего в горле запершило, и прохрипел:
— Наблюдаемые цели: две «Пантеры», три тяжа, еще две самоходки.
— Вас понял, Тула.
На волне вдруг снова проявился «два-четвертый»:
— Все, командир, отвоевались мы… Покинуть танк!
— Костя!!
— Прощайте, хлопцы!
Трегубов крутанул панораму и успел увидеть, как замерла обездвиженная «тридцатьчетверка» с развороченными катками, как полезли из открытых люков танкисты — трое, не четверо — и как плюнула огнем все еще живая башня. Ответное попадание вырвало с мясом передний люк, но танк еще жил, ствол пушки качнулся, и Степан ярко представил, как в смрадной горячей темноте командир «два-четвертого» досылает снаряд и снова ловит в прицеле ненавистный силуэт. Как оттирает со лба пот, а может, и кровь — и шепчет, шепчет сквозь стиснутые зубы: «Сейчас мы тебя, сейчас…»
Он успел выстрелить еще раз. Не было дела важнее — и он успел.
Но больше судьба не отмерила ему ничего.
«Два-четыре» взорвался.
— Миша, вперед! — Трегубов сжал ручки наводки так, что, казалось, они вот-вот хрустнут под пальцами.
Больше не было приказов, Устава, и даже голос Коршунова не мог сейчас уже ничего изменить. Когда в душе клокочет ненависть, пустота внутри поглощает все, оставляя только добытый кровью боевой опыт и желание бить врага, пока видят глаза, слушаются руки и остаются снаряды и боеукладках.
И еще. Там, за спиной, горстка выживших людей. Своих людей.
Они надеются на тебя, старший лейтенант Трегубов.
А черные силуэты лезут со всех сторон, и многострадальная броня уже третий раз отзывается на рикошеты нестерпимым звоном, оглушительным даже среди дизельного рева. Бербатов мечется от укладки к накатнику, вниз без счета летят пустые гильзы… Миша выписывает фантастические кренделя, и «тридцатьчетверка» все еще может воевать.
Грохот. Горячий тяжелый воздух. Пот. Горький привкус во рту. Ватные ноги. Пальцы содраны в кровь. Ненависть.
Тяжелый молот попадания снова накрывает танк. Пристрелялись, падлы!
В голове эхом отзывается боль, и почти одновременно кричит Миша:
— Семашко контужен!
Нет времени переживать. Второй выстрел подряд уходит мимо, вражеская машина ползет вперед, неудержимо, победно ползет, и лишь песок от близких разрывов бессильно барабанит по черной броне.
— Снаряд! — яростно прохрипел Трегубов.
Лоснящееся от пота лицо Бербатова выплыло из вонючей, густой темноты, сверкнув белыми зубами:
— Йест, командир!
Выстрел! Попадание! «Пантера» вздрогнула, замерла, потом неуклюже сдала назад.
«Ноль-девятнадцатый» горел: на моторном отсеке плясали огоньки, за кормой стелился жирный черный дым. Но экипаж пока держался, там тоже понимали, что означает приказ: «терпеть».
Чужие самоходки били из-за «тигров», здоровенные угловатые тяжи прикрывали их броней. И тоже ловили в перекрестья прицелов русские танки. Долго им не продержаться.
Вспышка. Взрыв! Грохот. Шум в ушах. Соленый пот… Или это кровь?
Доколе? Где подмога? Где наши?
Трегубов не видел, как бронебойная плюха разворотила «ноль-девятнадцатому» борт, Миша в этот момент загнал танк в узкий проход между грудами проржавевших корпусов. Осевшая рыжая труха, пыль и целый водопад песка накрыли «тридцатьчетверку», и экипаж получил минутную передышку.
Что-то простонал контуженный Семашко, мехвод протянул ему флягу. Бербатов, обжигаясь, распихивал по нижней укладке стреляные гильзы. Степан вытер лоб, поправил шлем и, конечно, не мог услышать, как кричат, сгорая заживо в охваченной пожаром машине, танкисты «ноль-девятнадцатого».
В роте «Тула» осталась последняя штатная единица, израненный Т-34 со смертельно уставшим экипажем.