Алексей Ефимов - Долгая дорога к дому

Сейчас они ехали на запад — прямо на заходящее солнце. Перья травы на равнине блестели в лучах заката, и вся она казалась залитой струящимся золотом. Лишь впадины зияли черными озерками, а лощины темнели потоками густой смолы. Красная глина их обрывов пламенела, составляя причудливый черно-красный узор.

Едва зашло солнце, равнина погрузилась в тень и Иситтала остановилась. Выйдя из машины, Элари осмотрелся. На холодном сумрачном просторе ему стало неуютно и он бездумно полез на плоский верх ближайшей из скал, ещё облитый багрянцем заката — но, когда он поднялся туда, солнце уже скрылось за призрачным силуэтом хребта Хат. Длинные облака, как пластины литого золота, повисли над огненным озером дали. На их фоне чернел чеканный силуэт дымного столба.

Вытянувшись струной, юноша всматривался в безмерно далекий пожар — отсюда он даже не мог понять, перед горами или за ними. Затем огненное озеро померкло, в него словно перелились краски облаков, ставших серо-фиолетовыми призраками. На западе поднялось несколько новых дымных столбов. Их силуэты казались ещё чернее.

— Это мятеж в Сурнимао, — сказала Иситтала. Элари не заметил, как она поднялась вслед за ним. — Пошли назад.

Когда они спустились, котловина уже исчезла в темноте. Багровое небо на западе закрыла черная стена скал. Лишь её южный мыс поднимался над ними, как нос корабля, освещенный сбоку отблесками меркнувшей зари. Что-то загадочное таилось в его темном выступе, выдвинутом в пустынную и молчаливую равнину. Элари вдруг подумал о людях, живших и умиравших здесь ещё задолго до появления файа, и образы бесконечно далеких времен возникли в темноте перед ним. Он сам казался себе каким-то первобытным юношей — босым, в одной набедренной повязке из шкуры, с грубым, тяжелым копьем, — разведчик, в одиночку поджидавший племя врага. Этот образ получился столь ярким, что он на миг забыл обо всем остальном.

Элари замер на ходу и яростно встряхнул волосами. Подобные вспышки видений были, конечно, очень интересны — но он порой немного боялся их: ему не слишком хотелось сойти с ума. Но кем бы он был без них? Не собой, кем-то другим — похожим на остальных. Это тоже не слишком ему нравилось — хотя он и понимал, что для него самого так было бы лучше.

Кабина фургона светилась в ночи стеклянным домиком. Когда они подошли к нему, Санам уже развела костер и они начали готовить ужин.

Ночью на равнине разгулялся сильный, пронзительно-ледяной ветер. Элари спросил, что произошло в Сурнимао. Иситтала промолчала, но он догадался и сам: власти решили создать между столицей и оазисом мертвую зону, разрушив в ней все селения и выслав их жителей в Байгару, чтобы остановить сурами. Это не могло понравиться селянам, но после ужина Иситтала решила, не ожидая утра, ехать назад, в Лангпари, и юноша понял, что произошло нечто непредвиденное и явно очень серьезное.

Ночная поездка доставила ему очень мало удовольствия — каменистая земля в свете фар казалась жутко неровной, а сама машина — одинокой, словно затерявшейся в огромной Вселенной. При езде по ровной дороге ему почему-то казалось, что машина всё время идет под спуск. Зато при подъеме свет разливался вверх по склону и дорога на вид становилась ровной. От света фар по её сторонам ложился отсвет — и стоявшая за этой чертой тьма почему-то казалась Элари то застроенной улицей, то огромнейшим лесом. Отчетливо виделись гигантские ветви, — почему-то с не с листьями, а с хвоей, простертые на громадной высоте. Юноша яростно мотал головой. Эта обманчивая бесплодная земля, полная миражей и ловушек, постоянно удивляла его и он даже не мог понять — нравится она ему, или нет.

Вот только другой земли у него больше не было.

Он ничуть не удивился, узнав, что равнина, которую они пересекали, назвается Дорогой Бурь — здесь они скатывались в море, не встречая никаких препятствий. Но и машина шла здесь быстро — её вели, сменяясь, Иситтала и Иккин. Элари и Санам, ошалевшие от тряски, спали в тесной коробке фургона — точнее, пытались заснуть. Когда машина, наконец, остановилась и Иситтала позволила ему перебраться в кабину, было уже далеко за полдень. С севера зловеще наплывал красно-серый вал песчаной бури и ясный осенний день быстро мерк. Вскоре буря накрыла их. Небо потемнело, песок и мелкие камешки взвились в воздух. Резко похолодало. Тусклое багровое солнце едва пробивалось сквозь мглистую пелену, песок летел вместе с сухой снежной пылью, залепляя стекла машины. Рев ветра был так силен, что приходилось кричать, чтобы услышать друг друга. Повсюду вокруг них неслись огромные смерчи. Иситтала отчаянно петляла между ними, — но держать безопасное расстояние ей удавалось не всегда. Возле смерчей всё исчезало в облаках песка и тупой нос машины зарывался в них, словно в воду. Это была смертельно опасная поездка — и именно поэтому она нравилась юноше.

Постепенно буря начала затихать. Вынырнув из мрачных туч, солнце осветило серые бока холмов, но ветер умирал в ужасных конвульсиях. Налетающие шквалы несли длинные струи желто-оранжевого песка. На выпуклых гребнях гранитных хребтиков они взвивались в воздух. Дорога исчезала в их призрачном полете и ехать приходилось с большой осторожностью.

На спуске масса несущегося песка заполнила всё ущелье. Казалось, что машина погружается в стремительную желтую реку и у Элари невольно захватило дух. Песок стучал и бил по стеклам и юноша даже удивлялся, как не заглох двигатель. Пыль заполнила кабину и он едва не задохнулся в ней.

Элари понимал, что пеший в такую бурю обречен — его убьют смерчи или просто задушит эта пыль. Но бури случались лишь раз в несколько дней и их предвестники были известны. Как ни хотелось ему в это верить, он понимал, что мертвая природа не сможет защитить их — и даже призраки Темраук окажутся бессильны. Они могли рассчитывать лишь на себя — как и всегда.

Они миновали зловещие пески у южных отрогов Ансы уже на закате и остановились, лишь изрядно проехав на север. Обойтись без ночовки не вышло — все были до предела измотаны. Элари тут же провалился в сон и его не разбудил даже шедший всю ночь дождь — хотя он замерз и промок до нитки. Отчаянно стуча зубами, он решил, что непременно должен заболеть, но очередной сеанс "парной гимнастики" с Иситталой избавил его от этих опасений. Одеваясь, он посмотрел на восток, на четкие, словно нарисованные тушью горы на восточной стороне долины. Низкие тучи висели над перевалами, окутывая зубцы и пики клочьями тумана. Там, за ними, лежала долина Лангпари и Элари впервые почувствовал, что возвращается домой.