Дмитрий Могилевцев - Земля вечной войны
— Я — твоя Есуй. И все. Я твоя, мой господин.
Они выехали до рассвета. Сапар знал, откуда пришли турист и его охрана и через какой перевал им проще всего было бы уходить. Сам он собрал всех мужчин, приказал вооружиться и быть готовыми. Нинин отряд же подошел под перевал, поднялся по дороге, потом по тропе и остался ждать, заняв удобную позицию на гребне, так, что тропа оттуда была видна почти до долины.
Нина не думала над тем, зачем ей понадобился Юс и что с ним делать. Она почти перестала думать так, как думала когда-то там, внизу. Уже истерлось то прошлое, истончилось, и не было его уже, как и прежних мыслей, и на место их укладывались слова чужого языка, и запах конского пота, и горы, сталь, рукоять камчи в ладони. Но оставались острова, камни, за которые цеплялось старое. Совсем немного, два или три. Пистолет в руке и посеревшее лицо Павла. И Юс. Есть души и люди, которых не вмещает мир, которым в мире тесно, и существование их — как заполнивший все вокруг запах, и его невозможно не заметить и невозможно бежать от него. Ее жизнь обвилась вокруг Юса, как повилика вокруг сорвавшегося камня. Зачем, почему — прояснится потом. Здесь смерть и жизнь — один день. Завтра от нас останутся только слова.
Их встретили около полудня. Первыми шли двое киргизов, один почему-то без оружия. Второй послушно отдал автомат, оба отошли за камни, присели на корточки, как велено. Следом за киргизами появились они, со связанным Алтан-бием на поводке.
Конечно же Юс не узнал ее. Прежняя Нина тоже не узнала бы Есуй. А она бесстыдно его рассматривала. Он стал шире в плечах, загорел. Лицо стало ровнее, равнодушнее. Жестче. Спокойнее. Волосы выгорели на солнце, стали почти соломенными. Как он стоит, расставив ноги, упершись в каменистую землю. От него веет силой. Он смотрит вокруг, будто ощупывает все — и людей, и камни, и видно — он убивал уже. Он как молодой хищник, только ощутивший свою силу.
И от него родится тайное тепло внизу живота. Он невысокий, но, наверное, тяжелый. Есуй улыбнулась себе. А кто это рядом с ним? Где он нашел эту, со шрамом? Откуда? Неужели успел за ночь в альплагере? … А она, хоть и со шрамом, и в бесформенном тряпье, — красивая. Тонкая, но, должно быть, сильная. Немножко похожа на Режабибби.
Она протянула ему нож, откованный из обломка старой афганской сабли, острый как бритва, а он положил на него ладонь и, не поморщившись, глядя ей прямо в глаза, потянул к себе, и глухо застучали о камень капли. Он поклялся вернуться к ней. Все видели это и слышали все. Она позволила ему уйти. Сказала Алтан-бию: «Какая встреча! » — будто только его заметила. И, повернувшись к своим людям, крикнула: «К нам знатные гости! » Те засмеялись, глядя на Алтан-бия в заляпанном кровью и чернилами измятом костюме, со скрученными за спиной руками, привязанного как пес за веревку, И ничего в нем не осталось сильного, и лицо у него было песье, испуганное, заискивающее. Сапар дал тех своих людей, у кого с Алтаном была кровь. Здесь Алтан мог предлагать кому угодно какие угодно деньги — не помогло бы.
А потом она хлестнула Алтана камчой по лицу. Обратной дороги теперь не было. Человек, державший веревку, угрюмый, высокий памирец, сказал, будто выплюнул: «Не бей его. Он мой! »
— И что ты собираешься с ним делать? — спросила Есуй.
— Он мой, — повторил памирец.
— На Алтане его кровь, — сказал Юс.
— Прощай, Алтан, — сказала Есуй.
— Ты… отпускаешь нас? — спросил Юс.
— Да, — сказала Есуй равнодушно. — Мы подождем здесь тех, кто пойдет за вами.
— Спасибо, — ответил Юс.
— Ты мой должник, — сказала она. — Ты поклялся. Я буду ждать тебя в долине. Не медли.
— Я приду, — ответил он.
— Как она, хороша в постели? — спросила Есуй, улыбнувшись.
— Я хороша в постели. Очень, — ответила девка со шрамом, глядя вызывающе.
— У нас много общего. Надеюсь сама как-нибудь проверить, насколько именно ты хороша, — сказала Есуй и рассмеялась, глядя на ее удивленное лицо. — А сейчас идите. Поторапливайтесь, иначе заночуете на перевале!
Долго людей Алтана ждать не пришлось. Они не стали гнаться за джипом на машинах, а поехали верхом, рассчитывая догнать на перевале. И догнали бы, если б не Есуй. Ее отряд засел на гребне, расставив на подъеме и на кружной тропе, вьющейся над обрывом, мины на растяжках. А двое с ручным пулеметом и изрядным запасом патронов перебрались на другую стену узкого ущелья и поднялись повыше. Им Есуй приказала стрелять, только если гости начнут обходить по обрыву — или если побегут.
Гости не ожидали встречи. Торопились. Даже когда сработала первая растяжка, свалив двух всадников, они ничего не сообразили. Попрыгали с коней, озираясь по сторонам. Тем временем подоспели задние, все скучились на площадке у начала подъема, конные и пешие, — их было много, человек сорок, — посовещались, разбились попарно, пошли — и тут по ним ударили в десяток стволов. Ошалевшие, перепуганные кони дико ржали, сбрасывали седоков, давили их, прыгали с обрыва, люди разбегались, прятались за камнями, одна за другой рвались растяжки, человек с развороченным животом полз, волоча свои кишки, кто-то кричал, просил не стрелять, махал тряпкой — ему перебили руку очередью. Люди Алтана залегли в камнях, стали потихоньку отползать, отстреливаясь, — и тут по ним с другого края ущелья ударил пулемет, не торопясь, короткими очередями выбивая одного за другим. А потом — кося побежавших.
Пленных оказалось два с лишним десятка. Среди них — Алтанов племянник Кадыр. Тяжелораненых добили, остальных связали как баранов и погнали вниз. Трупы стащили вниз, свалили в общую могилу и завалили камнями. Из людей Есуй ранило троих, — гранатометчик перед тем, как получить в голову пулю из карабина, все же успел выстрелить. Граната разорвалась, ударившись в скалу, обдав все вокруг острым каменным крошевом. Один из раненых умер в больнице Дароот-Коргона, так и не дождавшись, пока запустят дизель-генератор, чтобы дать для операции электричество. Сапар, узнав, что механики продали солярку неприкосновенного запаса, выбил одному глаз камчой, а второму переломал пальцы.
Услышав далекую стрельбу, он поспешил на помощь своей Есуй. Когда отправил ее, полдня сидел в юрте, глядя на лежащий перед ним на кошме карабин. Карабин — красивый, отделанный серебром, с подсветкой, подарил Алтан-бий. Побратим. Они братались перед всеми, на лысом каменном бугре у Ачик-Таша, принявшем их перемешавшуюся кровь, а вокруг стояли их люди, и после того был мир. Долгий, богатый мир. И нарушил его он, Сапар, послушав чужую мертвоглазую женщину, околдовавшую, приковавшую его мужскую силу. Кровь. Все видели и слышали их слова, все знали. Однако Алтан-бий — чужой, безродный, побрататься с Сапаром для него честь почти немыслимая, а для Сапара это — унижение. Будто в ноги поклонился этому выскочке. Сильному поклонился, богатому. Люди шептались: кровь свою продал. И на братанье это для машин Сапаровой свиты бензин дал Алтан. И стадо баранов пригнал он, и той был не на границе земель, а у самого лагеря, в сердце Алтановой силы. Сапар сидел на кошме рядом с Алтаном и принимал от него чашу — как младший от старшего. Горькое это было побратимство, но — побратимство, и с ним Сапар стал сильным. Гораздо сильнее прежнего, но по-прежнему — младшим.