Дэн Абнетт - Пария

- Да, Ваше Святейшество, - заверил Хоуди.

- Фьююююю!

- Вас зовут Клеман? – спросила я.

Хоуди взглянул на меня.

- Нет. – коротко произнес он.

Мой голос наконец привлек внимание Понтифика. Его голова тряслась, когда он старался повернуть ее, чтобы взглянуть на меня.

- Почему она выше мыши? - поинтересовался он сварливым и удивленным тоном.

- Это… на то воля Императора, - ответил Хоуди.

Понтифик кивнул.

- А… ну, хорошо, - произнес он, удовлетворенный этим ответом. – Хорошо. Она может быть ничем, или превратиться в ничто? От нее идут круги, когда она падает в бассейн? Я… я ведь, вроде, еще что-то помнил, но забыл.

- Мы сделали несколько предварительных тестов, - произнес Хоуди. – И, как мы полагаем, она – темная душа. Особый фрагмент генома, возможно, созданный селекцией, но однозначно не искусственного происхождения. И не подделка. Король знает свое дело.

- Король, пароль, играет роль, - произнес Понтифик, пуская слюни на свою шелковую фелонь.

- С вашего позволения, мы приступим к испытанию? – настойчиво спросил Хоуди.

- Розовые черви в сердце, которое старается не биться, чтобы никто не понял, какую мелодию оно выстукивает, - отозвался Понтифик, с истерической суетливостью шлепая руками по подлокотникам трона. Каждое слово давалось ему с большим трудом – похоже, одновременно с разговором он пытался запеть.

- Исповедник, посредники здесь, - кашлянув, произнес один из священников.

Мы оглянулись. За решетчатыми деревянными дверцами в дальнем конце помещения зажегся свет и в кабинках за ними появились три фигуры – скорее всего, они вошли из соседнего помещения, которое находилось по ту сторону стены. Это были лишь неясные, гуманоидных очертаний, силуэты на фоне решеток; они видели нас, но мы не могли полностью рассмотреть их.

Вместе с тем, я была практически уверена, что они – не люди. Возможно, это была лишь игра света и теней – но они казались чересчур высокими.

Один из них заговорил. Из динамика, вмонтированного в решетчатую дверь, раздался голос - глубокий и холодный, словно океанская пучина,

- Выражаем недовольство, - произнес он. – Вы должны были начинать совет без нас.

- Динь-дон, - бормотал Понтифик, - Дурачки-чки-чки…

Им все больше овладевало нервное возбуждение. Он хлопал в ладоши, его голова яростно тряслась. Похоже, он по-прежнему не мог сфокусировать взгляд на чем-то определенном. Внезапно я почувствовала вонь – кажется, он обделался. Два священника подошли, чтобы сделать укол ему в шею.

- Мы не начинали, - ответил Хоуди, поворачиваясь к решетчатым дверцам, - …потому что собрались совсем недавно. Понтифик только что прибыл, и мы дали ему время, чтобы устроиться. И никакие дела не делались и не будут делаться без вашего присутствия.

- Эта мелкая самка – и есть та, кого мы вызвали для испытания? – его голос был даже ниже, чем первый, если такое вообще возможно.

- Она заслуживает вашего внимания, - заверил Хоуди.

- Нет, - возразил первый. – Она – не темная душа. Даже когда носит ограничитель – мы измерили и увидели это. Она – всего лишь «пустая». Ваш поставщик ввел вас в заблуждение.

- И его следовало бы наказать за это, – подхватил второй.

- Полагаю, ее по крайней мере стОит испытать, - заметил Хоуди. 

- Ты заставляешь нас терять время, мы теряем терпение, - произнесла третья фигура за решетчатой дверью. 

- Молоко! – неожиданно завопил Понтифик. – Сотня тысяч серебряных глаз, и все смотрят вниз! Слово, которое значит «слово».

- Он точно здесь? – прорычала одна из теней. – Он испортит нам все дело. Он сумасшедший. Хватит испытывать наше терпение сво…

- Он видит, - ответил Хоуди, бесцеремонно прервав низкий голос собеседника. – Его разум освобожден от оков, потому что ему позволено видеть – и именно его зрение ведет нас. Будь он безумен или искажен, его, при всем уважении, не стали бы держать здесь, даже спрятав в святая святых Экклезиархии. Мы не стали бы терпеть его за то, что когда-то он был доблестнейшим из наших вождей. Мы воздаем ему почести, потому что он таков и сейчас. Он видит то, чего не можем видеть мы. Он – величайший из нас, и да будет вам стыдно за то, что вы не видите его подлинной сущности. Ваш повелитель понял бы ее вне всякого сомнения. Он измыслил бы новое слово, неповторимое, единственное в своем роде - чтобы почтить его.

- Не злоупотребляй… - начала одна из фигур.

- Ведите себя достойно, - парировал Хоуди. – Вы здесь потому, что мы вам позволили. Вы должны выполнять наши условия. Вы – всего лишь посредники. И иногда вы забываетесь.

- Тогда испытай ее, - согласилась первая тень. – Испытай, если хочешь. Докажи, что мы неправы. Но она – лгунья и мошенница. Это мы точно знаем.

- В самом деле? – с сомнением произнес Хоуди.

- Она говорит, что ее зовут Элизабета Биквин, - произнесла первая тень. – Элизабета Биквин была парией, неприкасаемой, и служила в свите инквизитора Грегора Эйзенхорна. Она родилась на Бонавентуре около 210 и умерла на Дюрере в 386, больше сотни лет назад.

 Воцарилось молчание. Хоуди кашлянул, прочищая горло, и произнес:

- Это не относится к делу. Сколько миллионов человек в Империуме носят такое имя?

- А сколько из них утверждают, что они – неприкасаемые? – парировала тень.

- Мы проведем испытание, - ответил Хоуди. Экклезиархи, стоявшие вокруг, немедленно начали готовить помещение. Они передвинули пюпитры для чтения и вынесли книги. Я увидела, как Хоуди схватил за рукав пробегавшего мимо священника и произнес:

- Найди Блэкуордса. Приведи его вниз, к лестнице. Спроси, как он может прокомментировать эту информацию. Спроси насчет ее происхождения. И объясни, что Церковь не одобрит, если он попытается использовать отличную репутацию своего торгового дома, чтобы одурачить нас.

Священник кивнул и выбежал вон. Хоуди взглянул на меня.

- Не хочешь ничего сказать? – поинтересовался он.

- Только то, что знаю, как меня зовут. – ответила я.

Понтифик, сидевший у нас за спиной, снова пришел в возбуждение. Я слышала, как он, запинаясь, твердит:

- Шаги! Шаги! Один за другим! Век между двумя шагами! Медленный путь! Медленный путь в темное место! 

- Он хочет говорить с ней, - произнес один из экклезиархов, обращаясь к Хоуди. Исповедник подвел меня к трону Понтифика. Понтифик часто моргал и с трудом сглатывал, словно ослепленный ярким светом. Он бессильно свесил голову, тряся жирными брылями щек, и посмотрел на меня. Казалось, он впервые с момента появления смог сфокусировать взгляд. И, похоже, он только сейчас рассмотрел меня как следует.