Александр Лаврентьев - Зона вторжения. Байкал
— Если бы вы почаще туда спускались сами, а не просто запустили туда своего медведя, то знали бы, что примерно в октябре-ноябре ваши ребята наткнулись внизу на некий объект. Поломка буровой установки в это время была? Запчасти заказывали?
— Запчасти? Сейчас спрошу у Иванова.
— Стоп! — Рука Алексея легла на плечо капитана, удерживая его на месте, и капитан подчинился, удивленно глядя на спецназовца. — Не надо! Думаю, Иванов-то как раз в курсе всего этого. И про странный объект тоже знает. Знает, но молчит, не докладывает ни вам, ни наверх, в Москву. А почему?
Капец, выпятив челюсть вперед, о чем-то размышлял. На лбу легла глубокая горизонтальная морщина. Наконец, капитан пожал плечами.
— Воруют, суки!
— А масштабы можете себе представить?
— Могу, — буркнул капитан недовольно. — Это, если помните, моя вотчина. И сколько стоит минерал, я знаю. И вас отсюда убрали для чего-то. Подсунули вашему дураку-майору Киштеева с его байками. Вы шамана-то притащили? — Капитан дождался ответного кивка. — Ну, значит, пусть забавляется с шаманом. Лишь бы не мешал.
В этот момент закипела вода в чайнике. Струя пара ударила из носика, запрыгала крышка, из-под которой с шипением вырывался кипяток. Капитан быстро подхватил чайник, поставил на крохотную можжевеловую подставку, достал три больших кружки, банку с кофе, сахарницу, выставил на стол корзинку с шаньгами.
— Наливайте сами, кому сколько надо. Налегайте на булки, они теплые еще.
Уговаривать не пришлось. Голодные друзья набросились на посыпанные сахаром шанежки, которые таяли во рту.
— Вкуснотища! — осторожно похвалил Бато.
— Да, Татьяна готовить умеет. Надо было ее учиться отправить, хоть в Красноярск, хоть в Иркутск. Ну не на повара, конечно, но что-нибудь по общепиту. Да только мне прошлой осенью страшно стало ее от себя отпускать. Все думал — сейчас войну закончим, и тогда мы с ней вдвоем в Красноярск рванем. У нас там квартира. А тут снова такие события… И непонятно, когда все закончится…
— Да… — согласно покивал Аюшеев. Глаза у него слипались от усталости, тепла и чувства сытости.
— Ну что, рядовой, — обратился вдруг к нему капитан. — Как тебя зовут?
— Бато.
— Расскажи-ка мне, друг Бато, что там было у тебя в избушке этой? Что ты видел?
Сонливость слетела с бурята. Он отставил в сторону кружку, дожевал. Вздохнул.
— Да твари эти… Лезли отовсюду. То в окно, то в дверь. — Бато бросил взгляд на друга. — А потом они из пола полезли… Но это еще ничего, когда из пола. Все равно же видно, что твари… А вот потом…
— Что потом? — быстро спросил капитан, и Алексей почувствовал, что расспрашивает он не просто так, а есть у капитана что-то свое, наболевшее.
— А потом… — Обычно невозмутимый бурят сглотнул. — А потом ко мне отец пришел.
— Трындец… — прокомментировал Карабанов.
Бато скривился.
— Да иди ты! Посмотрел бы я на тебя, если бы к тебе так кто-нибудь пришел! — Бато поерзал на стуле, немного успокоился. — Ну так вот, я тогда не спал уже вторые сутки — не давали. Пацана этого утащили уже, один я остался. Сижу, к печке прижался, сплю не сплю — сам не пойму. И вдруг вижу — отец на полатях сидит. А его китайцы в восемнадцатом убили. Помните на Братском море[20] резня была? Это когда они землю захватили, и конфликт начался между местными бурятами и китаезами. Чиновники, суки продажные, тогда все китайцев поддерживали, вот и вышла буза. Сначала вроде бы просто — стенка на стенку. Начальство отмахивалось — чего там, пьяные буряты бузят. А вон как вышло! Китаезам надоело, они и ответили. Вырезали всех, кто там был, — и детей, и женщин. Ладно, я с сестрами и с братишками тогда в Осе[21] был, у бабушки гостили. И мать, и отца китайцы зарезали. Так что мне сам Бог потом велел с ними воевать идти. Жаль, не отвоевали мы у них почти ничего! Сильные. Но ничего, мы сейчас халифат сбросим и на них потом попрем!
— Ты про батю давай, — пресек словесный поток друга Алексей. — Мечтать потом будешь.
— Ну че? Сидит отец, рубашка белая да трико старое, один глаз заплыл, и видно, что неживой, а я пошевелиться не могу. Вижу, что не он это, не может быть он, мой-то давно в могиле. А все равно — не могу. Он же на руках меня кокшил,[22] когда я совсем маленький был, на коне ездить учил, а потом, когда постарше стал, — и на мотоцикле…
— А дальше? — тихо спросил капитан.
— Дальше я ствол поднимать начал, целюсь в него, а сам плачу. Это что же, второй раз мне его убивать, что ли? Я же понимаю, что это не он, а поделать с собой ничего не могу. Реву, аж от слез не вижу ничего. А он еще и говорит: ну что, мол, сынок, плохо тебе? Ну вот как он заговорил, так словно пелена с глаз спала. Голос не его. Гляжу я — а на полатях черт сидит, хвостом своим помахивает, на меня смотрит, скалится, и морда у него довольная такая! Ну я и дал по нему очередь! А ему хоть бы хны! Хрюкнул, сволота такая, и растаял в воздухе, как не было, и только ветер за стеной избушки воет. И — никого. Леха… Леха далеко! Пацана утащили, значит, километров на сто пятьдесят вообще ни одной живой души. А они ржут снаружи. Гогочат, аж заливаются. И такая тоска меня взяла! Хоть ствол в рот засовывай да на курок нажимай… И сам не пойму, от чего… Ну а потом они снова полезли, и не до того стало. А если б не полезли, не знаю, чем тоска моя закончилась бы. Может, я бы действительно застрелился… Сглупили они, значит…
Помолчали.
— Ясно, — первым сказал капитан. — Вот и ко мне приходили… Ночью. Я, правда, всегда оружие под рукой держу. Ну и дал очередь. В стену. Дочка прибежала. Крик, плач. Испугалась. А я вот теперь сижу и думаю — какого хрена я ее в город не отправил? Я даже сейчас не уверен, что она в безопасности. Вот в этот момент! Эти же твари теперь куда угодно проникают… И держать ее возле себя не могу, и отправить некуда, да и не поймут. Скажут, сдался капитан.
— Ну это вы зря! — уверенно заявил Алексей. — Дело — делом, а безопасность родных должна быть на высоте.
— Думаете? А я вот не уверен, — капитан болезненно скривился. — Вохра — это тебе не солдаты. По сути — наемники. У меня знаете сколько заявлений лежит? Все вдруг разом на фронт просятся. Каждый второй написал!
— Хм, ну тогда вы по крайней мере знаете, кто не ворует. Те, кто воруют, будут держаться тут до последнего.
— Или наоборот! — усмехнулся капитан. — Решили разом завязать с бизнесом и свалить подальше.
— Ну или так! Это уж вам решать! Вы своих знаете лучше. Итак, что мы имеем? — спросил Алексей.
Капитан наморщил лоб.
— Мы имеем кучу проблем, и воровство иванита — не самая страшная. У меня тридцать охранников, шестнадцать из которых якобы мечтают бить шахов. У одиннадцати тут есть жены и дети. И тридцать напуганных новобранцев. И пять ученых-«головастиков». Еще семь человек местных, которые работают у нас или подрабатывают кто чем. И сто двадцать зэка, которых мы вынуждены загнать в верхние тоннели рудника, где их можно контролировать. Долго мы не сможем их там удерживать… Энергии хватает только на поддержание охранного купола. Все. Горючки для генераторов хватит на неделю. Что потом — не знаю. Связи нет. Три дня назад ушла группа четыре человека на снегоходах в Нижнеудинск, еще двое ушли на Ишидей. Но пока от них ни слуху ни духу. А если среди них есть контрабандисты, то вероятность, что они передадут информацию куда надо, минимальна.