Роберт Ферриньо - Грехи ассасина
Ракким тихонько обогнул переделанный под жилье амбар. Ветер в баньянах и то производил больше шума, раскачивая свисавший с ветвей испанский бородатый мох. Глядя на него, Ракким представлял себе средневековые турниры, несущихся во весь опор рыцарей с направленными строго вперед копьями. Древние войны, древние воины, древняя тактика. Безрассудно храбрые лобовые атаки. Выживали осторожные. Вероломные торжествовали.
Задняя дверь валялась в траве, сорванная с петель. Бывший фидаин подобрался ближе с ножом в одной руке и пистолетом в другой. Из проема доносился дружный храп. Он замер у входа. Пахло только людьми. Отлично. Незаметно подкрасться к животному намного сложнее. Быстро заглянув в помещение, Ракким подался назад. Три человека. Двое спали в глубине на соломе. Возле самого дверного проема устроился мускулистый горец с ожогом в половину лица. Только он лежал на матрасе. Ясно, кто из них лейтенант. Трое внутри, один на посту, всего четверо. Если, конечно, Хэмптон не ошибся.
В соседнем строении зажегся свет. Ракким замер. Через несколько секунд он проделал обратный путь, тщательно заметая следы. Дрожащий от холода Лео лежал там, где его оставили. Толстяк даже не заметил возвращения бывшего фидаина. Не проронив ни слова, Ракким направился к жилой части дома.
До него доносился звон столовых приборов, грохот кастрюль и сковородок. Он заглянул в окно. Аннабел Мозби стояла у плиты. Кроме нее, на кухне никто не присутствовал. Забранная сеткой дверь в боковой стене оказалась заперта, однако тонкое лезвие фидаинского ножа легко поддело защелку. С пружиной пришлось повозиться. Она заржавела из-за влажного воздуха. Ракким прислушался к движениям Аннабел на кухне, изучил их размер и темп, который она бессознательно установила для себя, перемешивая деревянной ложкой в толстом глиняном горшке что-то густое. Затем раздался звук воды, льющейся в металлическую емкость. Бывший фидаин впитал ритм, добившись полной синхронности движений, и толкнул дверь в тот момент, когда литая кастрюля скользнула по решетке над горелками. Сетчатая створка тихонько скрипнула, закрываясь за ним, но Аннабел ничего не услышала.
Ноги ступали по кипарисовым доскам, а ноздри улавливали запах жареного бекона и печенья из кислого теста в духовке. Кто-то заворочался в соседней комнате, зевнул и повернулся на другой бок, шурша простынями. Наступила его любимая часть всех операций. Изучение распорядка дня. Проникновение на личную территорию. Слияние. Бесшумное, словно поцелуй. Суть подготовки воина-тени сводилась к способности, переняв манеры и поведение объекта, незаметно заполнить собой свободное место в его повседневной жизни. Пытаться кого-либо обучить подобному не имело ни малейшего смысла. Можно было лишь подстегнуть врожденную способность отключать на время собственное сознание, выходить за пределы своей личности.
В качестве выпускного экзамена воину-тени надлежало, оставшись незамеченным, приблизиться к одному из инструкторов в нерабочее время и похлопать по плечу. Где угодно: в любимом ресторане или кафе наставника, его машине, мечети. Ракким трое суток наблюдал за домом инструктора из соседнего здания. Потом еще два дня и две ночи неподвижно лежал на крыше, сквозь пуленепробиваемые стекла изучая все, происходящее внутри жилья. Когда на третье утро жена наставника привычно вышла во двор покормить птиц, Ракким бесшумно слетел на землю, перемахнул через ограду и нырнул в дом. Вечером, едва семья расселась к ужину, дверь платяного шкафа незаметно приоткрылась, а спустя несколько секунд чья-то рука похлопала по плечу старшего из мужчин. Курсант Эппс поклонился инструктору и попросил у него благословения и тарелку супа.
Аннабел, тихо напевая, разлила чай по двум кружкам. Над плитой висело простое распятие. Семейные голограммы, запечатлевшие Мозби, со смущенной улыбкой держащего за руки жену и дочь, скромно притулились в уголке. Потолок кухни украшала жестяная чеканка, а в окнах темнело пузырчатое каджунское стекло — трофеи, добытые в глубинах Нового Орлеана. Столешницы из мыльного камня оккупировал целый зверинец. Бумажные фигурки журавлей застыли рядом с утками, оленями и кошками. С потолка свисали три склеенных из картона геометрических тела странной формы. Сформулировать их названия Ракким бы не взялся даже приблизительно. Они блестели и вращались в потоках теплого воздуха. Бывший фидаин покинул нишу рядом с боковой дверью. Аннабел стояла к нему спиной. Кожу на ее шее прорезали мелкие морщинки. Возраст с усталостью давали о себе знать. Время всегда побеждает в гонке с человеком. Она вздохнула, положила сахар в кружку и принялась размешивать.
Ракким помнил ее изящной двадцатисемилетней матерью розовой пухлой девочки. Он следил за ней и Мозби из зарослей. Супруги занимались обычными повседневными делами, а отправленный по их следу воин-тень пытался решить для себя, так ли нужно лишать жизни нарушившего клятву фидаина. Способен ли он сам забыть о долге, подобно беглому Джону Санти. Сейчас ей исполнилось тридцать пять. Аннабел еще сильнее загорела. Длинные темные волосы она заплетала в толстую косу. Костяшки пальцев покраснели от тяжелой работы и недостатка времени следить за собой. Жизнь в поясе сказывалась на людях не лучшим образом. Посевные земли в большинстве своем истощились и обеднели, собственная промышленность отсутствовала. Заводы строили бразильские и китайские автомобильные компании, швейцарские пищевые гиганты, конголезские текстильные объединения. Аннабел сохранила хорошую фигуру, скрытую до лодыжек простым синим платьем. Ракким почему-то задумался, испытывает ли до сих пор Мозби к ней нежные чувства. Глупый вопрос. Конечно испытывает. Джон Санти отказался от прежней жизни ради нее и дочери. Нарушил клятву фидаина. Предал свою страну. Свою веру. У него не могло остаться ничего, кроме любви.
Аннабел обернулась. Увидела его.
— Все в порядке, — попытался успокоить ее Ракким. — Я — Рикки. Друг Джона.
Ее сильные руки дрожали.
— Я знаю, кто ты. — Она не замечала, как горячий чай, выплескиваясь из кружки, стекал по пальцам. — Ты пришел убить меня?
— Нет. Я здесь, чтобы тебе помочь. И Джону.
— Я видела тебя тогда, ночью, — прошептала Аннабел. — Я проснулась… проснулась и увидела, как ты приставил нож к горлу Джона. Притворилась, что сплю, а сама искала что-нибудь, чем тебя ударить… а когда повернулась, ты исчез. Я даже решила, будто ты мне приснился. Джон пытался убедить меня в том же самом, но я по его взгляду поняла, что это был не сон.
Ракким забрал у нее кружку с чаем и поставил на стол, иначе она рисковала заработать ожог.