Алексей Лукьянов - Ликвидация

— Вот все так и думают — приходится, мол. Одного, другого, третьего. Или ты, или тебя. Ну? Ведь так же, скажи?

— А ты тоже убивала?

— А я — нет.

— Значит, можно и не убивать?

— Можно. Но никто не знает как. Есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы.

— Ладно, идем. Ты уверена, что твой дядя не запаникует?

— Спокойно, что я, дядю не знаю, что ли?

Дяди дома не было. Дома вообще царила подозрительная тишина — и в коридоре, и на кухне, и у соседей.

Рука Богдана потянулась к талисману, но в это время страшный удар обрушился ему на голову.

Белка обманул мадам Прянишникову, сказав, будто ему так и не удалось выследить поручика. Он никогда и не пытался его пасти, по крайней мере — всерьез. Пару раз он пускал за ним хвост, но только ради того, чтобы поручик его заметил и выказал свое недовольство. После этого выпасать поручика перестали, чтобы он расслабился.

Как только их пути с поручиком разошлись, он решил подстраховаться и устроил за бывшим своим подельником слежку, чтобы знать, где его искать, если вдруг поручику придет в голову глупость развязать язык.

Этим утром, когда события вдруг посыпались одно за другим, один из наводчиков Белки, Витька Шустрый, стоял на площади Лассаля и ждал, когда закончится дежурство поручика. Он обратил внимание на беспокойных легавых, заметил трупы, которые выносили и закидывали в грузовик, и все это было настолько интересно, что он едва не пропустил выход мента из здания.

Шел поручик сначала очень медленно и неуверенно, будто только что проснулся. Шустрый знал, что это может быть уловкой, и потому решил дождаться, пока между ними образуется приличный зазор, чтобы не бросаться в глаза. И оказался прав. Свернув на Ракова, поручик проверился и далее очень бодро пошел в сторону Московского вокзала, где он снимал комнату.

Держась буквально на пределе видимости, Витька следовал за поручиком и про себя молился, чтобы мент шел домой. Хотелось спать и жрать, но, не доведя клиента до какого-то адреса, бросать слежку было нельзя.

Как назло, домой поручик не пошел, а ломанулся по Лиговской в сторону Обводного. Шустрый шел по другой стороне улицы, то отставая, то приближаясь, и проклинал продажного мента самыми страшными проклятиями.

С Лиговской они свернули на Расстанную, и тут поручик закричал:

— Леннарт Себастьянович! Леннарт Себастьянович! — и бросился кого-то догонять.

Приглядевшись, Витька увидел, что поручик обнимает за плечо какого-то старика с тележкой, загруженной всяким хламом. Старьевщик слушал поручика, кивал, а потом пошел с ним, оставив тележку на тротуаре. Витька в нерешительности замер и стоял, пока мужчины не скрылись за углом. Тогда он прибавил ходу и побежал.

Поручик выскочил из-за угла, как чертик из табакерки. Шустрый влетел ему лицом в грудь.

— Глаза разуй, придурок, — обругал поручик Витьку и пошел прочь.

Витька застыл, ни жив, ни мертв, и, чтобы не вызывать подозрений, все же свернул. И сразу наткнулся на тело старьевщика. Старик сидел, опершись спиной о стену, глаза его закатились, рот был открыт.

— Эй, дядя, — Шустрый слегка толкнул старьевщика. Бездыханное тело завалилось набок. Витька сначала отпрянул в ужасе, а потом припустил в шалман, только пятки засверкали.

— Убил старьевщика? — удивился Белка. — Зачем?

Он пришел в шалман буквально перед Шустрым и теперь внимательно слушал. Видимо, утро у Белки тоже выдалось то еще — лицо разбито, глаза красные. Но держался он бодро, если не сказать — зло. Ему явно хотелось какого-то действия.

— Не знаю, — ответил Шустрый.

— Эй, кто-нибудь знает, кто такой Леннарт Себастьянович? — крикнул Белка.

Знала Люська Впритык. Она щипала на рынках и в трамваях, а также в пунктах по приему стеклотары, там она часто встречала Эбермана.

— И чего в нем такого?

— Не знаю, дед и дед.

Тут фамилию Эберман вспомнил хозяин шалмана, Мойша-Молдаван.

— Мошенник был экстра-класса, — сказал он. — Закатывал благотворительные балы, забирал кассу и поминай как звали.

— А чего так опустился?

— Так это вам понт нужен, а старые мастера скромно живут, потому их и не ловят.

Что-то близкое к пониманию забрезжило у Белки в голове.

— К нему, быстро!

Дальше работали по многажды отработанной схеме: стук в дверь, предъявление бумажек, вызов понятых — и основательный шмон в комнате. Жил мерзавец Эберман и впрямь скромно — ни цацек, ни мехов, ни тряпок, только какой-то ключик за иконой.

— Есть ключ — значит, где-то замок. Ищите! — сказал Белка.

Тайник нашел Сергун, наугад сунувшийся в камин. Ключ идеально подошел к замку, но — внутри оказалось пусто. Белка выругался.

— Так вон, Евка идет, племянница его, — кивнула в окно соседка, вызвавшаяся в понятые. — С нее и спрашивайте. С хахалем идет. Не успели Скальберга схоронить, а она уже с другим.

До Белки дошло. Тритон этот хранился у Эбермана, Скальберг, сука легавая, водил шашни с его племянницей и прикрывал старьевщика. Поручик как-то об этом узнал, сразу срубил с хвоста Белку и хотел забрать цацку в одно рыло. Забрал или нет? Сейчас выясним.

Всех соседей загнали в комнату соседки и велели сидеть тихо и не дышать. Сергун с Мерином спрятались в тамбуре и ждали, пока племянница с хахалем войдут.

Как только парочка вошла в квартиру, Сергун ударил хахаля по затылку рукояткой нагана. Девушка взвизгнула, ей тут же заткнул рот Мерин. Тут же к ним вышел Белка.

— Так, кто здесь у нас? — спросил бандит. — Ты племянница Эбермана?

— А вы кто?

— А мы — это Иван Тихонович Белов, по прозванью Белка. Не слыхала? Где цацка, говори!

— Какая цацка?

— Тритон! Вспомнила?

— У дяди.

Белка ударил девицу по лицу. Несильно, так, чтобы почувствовала, кто здесь главный.

— Поручик его прикнокал, поняла?! Зажмурился твой дядя! И ничего при нем не оказалось! И вы щас с хахалем зажмуритесь, если я не узнаю, где тритон. Мерин, обшмонай ее.

— Не надо! — испугалась девица. — Он у меня.

— Давай сюда!

Девица порылась в вязаной сумочке через плечо и вытащила оттуда черный фланелевый кошелек. Белка вытряхнул содержимое себе на руку.

Цацка оказалась холоднющей, будто со льда, но при этом приятной на ощупь — будто жучок в кулаке щекотала кожу.

— Вот те нате хрен в томате, — удивился Белка. — Ну и хрень. И почему она такая дорогая?

— Не знаю, — пискнула девица.

— А кто знает?

— Он, — и девица ткнула пальцем в хахаля.

— А он кто?

— Покупатель. Сказал, что миллион может дать.