Пол Андерсон - Операция "Луна"
— Кар, — выдал Эдгар и слегка нахохлился.
— Хорошо, что с вами существо, которое равно принадлежит земле и ветру, улыбнулся Балавадива.
Если он имел в виду, что наш помощник — чистое дитя природы, то здесь я позволил себе усомниться. Эдгар ворует все денежки и пуговицы, которые ему подворачиваются. При случае он опустошает миску Свартальфа, а дважды в неделю, когда коту дают рыбные консервы, ворона приходится запирать. Как-то раз я видел, как Эдгар клевал даже сигарный окурок. А когда мы устроили вечеринку, он умудрился спереть оливки из трех коктейлей, прежде чем Джинни поймала его и заперла в клетку. И слава богу, что Вэл довольно редко извлекала из пианино кошмарные звуки, которые называла музыкой, ибо Эдгар любил их всем сердцем. Он танцевал под эту какофонию и покаркивал в такт.
— Я знаю, что вам двоим мужества не занимать, — сказал Балавадива. — Но вам понадобятся вся сила духа и вера в правое дело. Кокопелли обычно доброжелательно относится к людям. Но он древний дух, и у него свои недостатки.
„Да, — вспомнил я, — его знало племя анасази, а может, и другие народы до них. Они обрисовали его портретами все скалы на Южном Западе. А что до недостатков, вспомним хотя бы Аполлона с его стрелами, Одина и его Дикую охоту, Хицлапуцли, который поедал сердца… и Иегову с египетскими казнями“.
Мы летели уже несколько миль. Там и сям дрожали одинокие огоньки домов. Вскоре и они остались позади.
— Анасази были не просто мирными фермерами, — едва слышно добавил Балавадива. — Среди них встречались и каннибалы.
Впереди воздвиглись горы. Днем они не впечатляли, если не считать прекрасных, причудливой формы утесов. Хотя кое-где они достигали высоты девяти тысяч футов. И паря над острыми пиками, выступающими из темноты, я до конца осознал идею конечности бытия.
Балавадива показывал Джинни путь. Теперь его палец ткнулся вниз. Она виртуозно спикировала на скалистый склон. Серебристо-серая при свете звезд трава защекотала мне ступни, когда я спрыгнул на землю. Я уловил слабый аромат вечнозеленых деревьев, которые росли где-то неподалеку, но мои спутники, скорее всего, ничего не ощутили.
— Отсюда пойдем пешком, — объяснил наш проводник. С его губ слетело облачко пара. — В знак уважения и для подготовки. Он уверенно повел нас вперед. Мы с Джинни шли по его следам, частенько оступаясь и оскальзываясь. Магического зрения не использовали — любое заклинание может обнаружить нас. Ночью мы видели неплохо, да и небо было светлее, чем может показаться городскому жителю, но повсюду залегали густые тени.
Тем не менее мы кое-как прошагали пару часов. Я не смотрел на часы. Здесь время нельзя было перевести в числа. Мы поднимались вверх, время от времени обходя валуны или пробираясь по каменистой осыпи, где из-под ног щебень с шелестом катился вниз. Под деревьями таился непроглядный мрак. Но в основном мы шли по голому склону, поросшему чахлой травой и испещренному впадинами и выступами. Я успел вспотеть, и теперь спина отчаянно чесалась. Воздух стал более разреженным, так что мои ноздри быстро пересохли.
Наконец Балавадива поднял руку.
— Остановимся здесь, — произнес он. У меня в ушах громко стучала кровь, потому его голос казался далеким и каким-то потусторонним. — Мы будем ждать, молчать и укреплять душу.
Мы добрались по ровной площадки на узкой вершине склона, над головой раскинулось необъятное небо, увенчанное сверкающей аркой величественного Млечного Пути. Слабый ветерок постепенно крепчал. Мы присели, скрестив ноги, в круг и принялись ждать.
Я с трудом различал моих товарищей. Балавадива сидел неподвижно, на его лице не дрогнул ни единый мускул. Джинни устремила взгляд в бескрайние небеса. Я постарался замереть и подумать о возвышенном, или чего там было нужно. Через некоторое время земля, на которой я сидел, стала холодить мне задницу, а ноги свело от непривычной позы. Эдгар, который стоял рядом с Джинни, переступал с ноги на ногу, а потом засунул голову под крыло и банально уснул. А мы ведь тоже устали.
Серпик стареющей луны поднялся из-за горизонта. Тени сразу стали гуще, а темнота светлее. Ветер усилился. Я слышал, как он шелестел между деревьями и камнями…
Нет, это не ветер! Это нездешняя, напевная музыка. И я не взялся бы определить, в каком ключе она звучала…
Бог вышел из мрака, пританцовывая под напев своей кедровой флейты. Он показался нам похожим на окружающий пейзаж — странный, озаренный светом звезд и луны. Он явился в человеческом обличье. Его лицо с приложенной к губам флейтой оставалось в тени, а на голове покачивался убор из перьев неизвестной птицы. Его руки и ноги были такими тонкими, что он походил на огромное насекомое. Я так и не разглядел, действительно ли он был горбат или просто нес за спиной сумку, набитую неизвестно чем. Его тело облегала кожаная одежда, зато эрегированное достоинство гордо торчало вверх, а размерам позавидовал бы любой жеребец. Божествам плевать на людские приличия и этикет.
Мы встали. Джинни и я поклонились, я даже стянул с головы шляпу, не зная, как себя вести. Балавадива воспроизвел какой-то сложный жест и заговорил, как мне показалось, на языке зуни.
Кокопелли опустил флейту и посмотрел на нас. Я почувствовал себя так, словно меня вывернули наизнанку.
В дальнейшем я оставался в качестве зрителя. Ничего не понял из происходящего, а впоследствии Джинни ограничилась лишь общими фразами. Эдгар тоже держал клюв на замке. Джинни вскоре присоединилась к разговору, насколько она владела языком. Говорили они медленно и осторожно, с длинными паузами.
Кокопелли улыбался все шире и шире, пока наконец не расхохотался. Бледная и тонкая луна поднялась выше. Она почти коснулась головы божества, которое гудело, как шмель над цветком.
И хотя я не был ни женщиной, ни волком, некая сила влекла меня к нему. Последний раз я испытывал такую животную страсть, когда мы столкнулись в Мексике с суккубом-инкубом. Даже сильнее — все-таки мы стояли рядом с божеством, — но я-то мужчина, и призыв предназначался не мне. Это была такая вспышка похоти, что если бы мы с женой были здесь одни…
Потом Джинни призналась, что ее тоже разобрало. Могу себе представить! Но она взяла себя в руки, утихомирила страсть и отклонила предложение Кокопелли. Отклонила, без сомнения, вежливо, но решительно, как ответила бы на предложение любого мужчины.
Он воспринял это безболезненно. Это утвердило меня в мысли, что американские боги, в отличие от греческих, настоящие джентльмены. Он произвел движение, которое можно было истолковать как пожимание плечами. Зов плоти умолк. Кокопелли обратился к Балавадиве, притом говорил он весьма бегло. Джинни ухватила нить разговора только через пару минут. Я стоял как пень, ничего не понимая. Эдгар тоже тупо таращил глаза. Не знаю, что он там ощущал.